Комедия «Горе от ума» стала поистине жемчужиной русской классической драматургии, поворотным пунктом её истории. Творца комедии – Александра Сергеевича Грибоедова – Виссарион Белинский назвал Шекспиром комедийного жанра.
И хотя это определение не очень прижилось в нашем литературоведении, сама комедия заняла достойное место среди величайших творений русского поэтического гения.
Без её изучения нельзя представить себе школьного курса отечественной литературы. Без её живых образов история России первой четверти XIX века кажется блёклой и маловыразительной. По оправдавшемуся пророчеству Пушкина большое количество стихов «Горя от ума» вошло в пословицу.
Судьба социального неудачника Чацкого во враждебном окружении его же собственного дворянского сословия, его конфликт со «светом», рельефно представленный Грибоедовым, вот уже почти двести лет волнуют читателя и зрителя. Литературоведы не раз отмечали влияние творения Грибоедова на седьмую главу «Евгения Онегина», на сатиру М.Е. Салтыкова-Щедрина, духовную близость Чацкого с Онегиным и Печориным, героями Льва Толстого. Всё это хорошо известно, хрестоматийно.
Гораздо в меньшей степени известно о том, что жизнь героев Грибоедова многие последующие авторы пытались дописать, переосмыслить, представить в ином свете. И первым среди них был писатель Дмитрий Никитич Бегичев – младший брат Степана Никитича Бегичева (1786-1855). Благодаря брату он близко познакомился с Грибоедовым. По словам Ксенофонта Полевого, Дмитрий Бегичев «принадлежал к тем из русских дворян, которых тип изобразил Грибоедов в своём Платоне Михайловиче». «Я слышал даже, – писал К. Полевой, – что в Платоне Михайловиче Грибоедов представил Д.Н. Бегичева, с которым, а ещё больше с его братом, Степаном Никитичем, он оставался в большой дружбе до самой своей смерти».
Дмитрий Бегичев, как и его старший брат, окончил Пажеский корпус, находился на военной службе, участвовал в сражениях под Аустерлицем, Гудштатом, и Фридляндом. В 1819 году вышел в отставку в чине полковника. Около десяти лет прожил в Москве, изредка занимаясь общественными делами по дворянской линии. В 1830 году о нём вдруг вспомнили и назначили Воронежским гражданским губернатором. На этом посту он находился до 1836 года. Впоследствии Бегичев продолжал службу в различных департаментах Правительствующего Сената, являлся попечителем Московского дома трудолюбия.
Современники отзывались о Дмитрии Никитиче столь же лестно, как и о его старшем брате, друге Грибоедова. Он зарекомендовал себя как энергичный, умный и честный администратор, отзывчивый человек. Будучи воронежским губернатором, Дмитрий Бегичев принял живое участие в судьбе поэта А.В.Кольцова, оказал ему внимание и покровительство. В Воронеже он завершил начатую ещё в 1829 году работу над своим первым и лучшим романом «Семейство Холмских». Позднее Д.Н. Бегичевым были написаны такие произведения, как «Провинциальные сцены» (СПб., 1840), «Ольга, или Быт русских дворян в начале нынешнего столетия» (СПб., 1840), «Быт русского дворянина в разных эпохах и обстоятельствах его жизни» (М., 1851).
Интересны его рассказ «Последствия услуги, оказанной кстати и вовремя», опубликованный в 1842 году в третьем томе сборника «Русская беседа», а также «Записки губернского чиновника», опубликованные в 1845 году третьем томе сборника «Сто русских литераторов».
По тогдашним понятиям официальное положение Д.Н. Бегичева делало нежелательным публикацию его произведений под собственной фамилией. Первый роман писателя был выпущен анонимно. Последующие произведения были помечены как «Сочинения автора «Семейства Холмских».
Дмитрий Бегичев, безусловно, писатель скромного литературного таланта. Тем не менее, его роман «Семейство Холмских», имевший подзаголовок «Некоторые черты нравов и образа жизни, семейной и одинокой, русских дворян», публиковался в отрывках в журнале Н. Полевого «Московский телеграф» после чего выдержал три отдельных издания. Последнее из них, исправленное и дополненное, увидело свет в 1841 году.
Чем же привлекло к себе внимание читающей публики «Семейство Холмских»? Ответить на этот вопрос можно, лишь перелистав книгу и встретив на её страницах до боли знакомые имена Чадского, Софьи, Фамусова, Молчалина, Хлёстовой… В изображении Бегичева Чадский – молодой вспыльчивый кавалерийских полковник в отставке. Хлёстова хочет его женить на своей дочери, но, встретив отказ, распускает слух о сумасшествии Чацкого. Более всего поразителен Фамусов. Из романа явствует, что это никакой не природный аристократ, а нувориш екатерининской эпохи из бывших подьячих. Когда-то он был целовальником, вошёл в откупа, разбогател и купил много имений.
«Семейство Холмских» нельзя считать ни литературной пародией, ни продолжением истории, рассказанной Грибоедовым. Это, скорее всего, попытка скромного автора по-своему осмыслить быт и нравы грибоедовской Москвы. Люди, ставшие прототипами героев Грибоедова, Бегичеву были хорошо знакомы. Но он увидел их по-своему и по-своему описал.
Среди «продолжений» великой комедии Грибоедова обращает на себя внимание поэтическое творение («разговор в стихах») графини Евдокии Петровны Ростопчиной (1811-1858) «Возврат Чацкого в Москву». Написано оно в 1856 году и издано в Петербурге в 1865 году, через семь лет после смерти автора. Графиня Ростопчина (урождённая Сушкова) родилась в Москве, в богатой дворянской семье, близкой к литературным кругам. Её дядя Н.В. Сушков был известным в своё время драматургом и поэтом, водившим знакомство с Державиным, Карамзиным, Крыловым, Гнедичем. Однако литературная слава племянницы превзошла его литературную известность. Привлекательная собой, живая, восприимчивая, она, по воспоминаниям современника, «соединяла со всем очарованием светской девушки примечательное дарование: с необыкновенною лёгкостью, близкою дару импровизации, она небрежно, украдкой выражала в плавных приятных стихах впечатления свои, надежды и мечты юности, тревоги сердца». С середины 1830-х годов стихи и прозу Ростопчиной охотно печатали многие модные литературные журналы, её творчество высоко ценили Жуковский, Пушкин, Лермонтов.
Когда Грибоедов написал свою бессмертную комедию, Ростопчина была ещё подростком, но наверняка уже тогда она имела на своей книжной полке рукописный экземпляр «Горе от ума»: ведь также, как запрещенная цензурой комедия, из рук в руки, ходили по Москве и её первые юношеские поэтические опыты. Поэзия Грибоедова, его драматургическое мастерство очаровали юную красавицу, оказали сильное влияние на её творчество.
В зрелые годы Ростопчина довольно много переводила и писала для театра преимущественно в жанре «мариводажа» – легкой бытовой комедии. Кстати, основы этого жанра в России были заложены пьесой «Молодые супруги», написанной Грибоедовым в двадцатилетнем возрасте. В 1852 году в Петербурге и Москве была осуществлена постановка комедии Ростопчиной «Домашнее уложение». В 1852-1853 годах также на столичных сценах ставилась её комедия «Ни тот, ни другой». В конце 1853 года в Москве шла её драма «Людмила и Люба». В 1856-1857 годах в Петербурге были поставлены «Уедет или нет. Деревенский разговор» и «Сцены из светской жизни в 1 действии» под названием «Барыне скучно», также написанные Ростопчиной.
Полное название интересующего нас произведения Ростопчиной читается так: «Возврат Чацкого в Москву, или Встреча знакомых лиц после двадцатипятилетней разлуки». Авторское пояснение к пьесе свидетельствует, что действие происходит в Москве в 1850 году. Сюжет довольно прост: 48-летний Чацкий после двадцатипятилетнего пребывания на чужбине возвращается в Москву и сразу же попадает в дом Фамусова, где встречает многих старых знакомых и знакомится с новыми людьми, вхожими в дом сильно постаревшего, но не унывающего и по-прежнему хлебосольного Павла Афанасьевича.
Чацкий – свободный художник и путешественник, пишущий статьи в «учёные журналы» по статистике и геологии, уставший от жизни странник, объездивший весь мир: «Уехал мальчиком, вернулся ветераном!..». В Москву он приехал прямо из Брюсселя, «с конгресса учёных и любителей наук».
Софья Фамусова давно уже носит фамилию Скалозуб, имеет двух взрослых дочерей и сыновей-студентов. С полковником Скалозубом, ныне военным губернатором одной их российских провинций, они «Стерпелись… Обжились… Слюбились». Из Софьи, по выражению Фамусова, получилась «лихая бабочка». Она немало способствовала карьерному росту туповатого мужа, который метит уже в аншефы («Чин равен тайному!..»).
Молчалина в своё время Фамусов «поместил в Сенат». Ныне он действительный статский советник, имеет жену польку и малолетних детей. Бывшую горничную Софьи Павловны Лизу теперь величают Филипповной. Она нянька при детях Молчалина.
Интересен портрет Чацкого, нарисованный Ростопчиной. Её Чацкий – человек с усталым бледно-жёлтым лицом, с большой лысиной на голове, усами и козлиной бородкой a la Napoleon III, внешне напоминающий туриста или американского плантатора. Он по-американски вызывающе-небрежно одет, носит неопределённого цвета жилет и свободно повязанный яркого цвета галстук, соломенную шляпу. Для Софьи Павловны Чацкий – «пришелец с другого света», «одичалый брюзга». Но она не прочь, узнав о его богатстве, выдать за Чацкого одну из своих дочерей.
Особый интерес в комедии Ростопчиной вызывают сцены, в которых описано столкновение представителей двух враждующих между собой течений русской общественной мысли – славянофилов и западников. К числу первых относятся 40-летний поэт Мстислав Кириллович Элейкин и супруги Платон Михайлович и Наталья Дмитриевна Горичевы. Она – полная, важная, в сарафане, душегрейке и повойнике, он – в русском кафтане, в русских сапогах, с мурмолкой в руках. Появление Горичевых в доме Фамусова вызывает у Чацкого недоумение: «Что это? Святки, маскарад?». Графиня Хрюмина (внучка, 46 лет) поясняет: «О, нет!.. Патриотизм… Славянофильство».
Западников на вечере в доме Фамусова представляют 39-летний профессор Евлампий Моисеевич Феологинский, муж Марии Петровны, бывшей княжны Мими Тугоуховской, и 32-летний домашний учитель дочерей Софьи Павловны Петров, периодически знакомящий барышень с журналом «Современник».
На вечере славянофилы и западники ведут между собой бесконечные, пустые и странные для Чацкого споры. Никому из них он не сочувствует.
Поэтическую комедию Ростопчиной «Возврат Чацкого в Москву», к сожалению, не понятую и не принятую современниками, открыл для широкого читателя киевский литературовед Г.В. Шварц, осуществивший в 1909 году её переиздание.
«Настоящая пьеса, – отмечал он в предисловии, – представляет собою блестящий, наверно единственный и совершенно не оценённый, даже не замеченный критикой и забытый читающей публикой, пример необыкновенно удачного продолжения пьесы. То обстоятельство, что пьеса Грибоедова более жанр, нежели истинная комедия в строгом смысле этого слова, значительно облегчило Ростопчиной её задачу – создать в одном с комедией стиле эпилог к ней. Переливающийся богатством оттенков, полный неподдельного юмора, искрящийся блестками остроумия, звонкий стих Ростопчиной почти не уступает грибоедовскому; характер героев представляет психологически верное дальнейшее развитие заложенных Грибоедовым основных черт их, диалоги звучат в унисон грибоедовским и колорит эпилога вполне гармонирует с колоритом пьесы Грибоедова. Комедия Р[остопчиной] также жанр, это сатира московского общества пятидесятых годов, сатира не менее едкая, чем грибоедовская, сатира, заставляющая нас еще и теперь хохотать над типами русского общества, уже давно сданными в архив. Ростопчина одинаково не симпатизирует как западникам, так и славянофилам – и потому строгие весы поэтической оценки не колеблются ни в ту, ни в другую сторону. <…> Чтение этой поэтической вещи должно доставить удовольствие всякому образованному человеку, а со сцены действовать подкупающе на зрителя…».
«Возврат Чацкого в Москву» Ростопчиной мне отыскать у букинистов и приобрести пока не удалось. С этим произведением я знаком лишь по экземпляру из Российской государственной библиотеки, куда книга попала вместе с замечательной библиотекой Н.П. Смирнова-Сокольского. Зато другое аналогичное сочинение – книжку в полукожаном переплёте размером в ладонь, напечатанную красивым убористым шрифтом, я храню на своей книжной полке, часто беру в руки, чтобы прочитать друзьям и знакомым некоторые наиболее интересные и удачные сцены, повествующие о том, чем могла бы кончиться история любви Чацкого к Софье Фамусовой.
Книжка эта называется так: «Утро после бала Фамусова, или Все старые знакомцы. Комедия–шутка в 1 действии в стихах». Издана она в 1844 году в Москве, в типографии С. Селивановского. Автор произведения не указан. Однако, прочитав предисловие, не трудно догадаться, что им был кто-то из ближайших друзей великого русского актёра Михаила Семеновича Щепкина, поскольку эта «пиэска» предназначалась именно ему в качестве «бенефисного подарка». Ещё из предисловия ясно, что к бенефису Щепкина, состоявшемуся зимой 1843-1844 годов, она не поспела и была поставлена на московской сцене позднее, весною 1844 года.
Для Щепкина писали Д.Т. Ленский, П.Г. Григорьев, Ф.А. Кони, Н.А. Коровкин и другие авторы любимого в те годы водевильного жанра, но чаще всего – Петр Андреевич Каратыгин (1805-1879) артист петербургской придворной труппы и драматург, брат известного артиста-трагика Василия Каратыгина, автор злободневных водевилей, в том числе водевиля «Горе без ума», направленного против драматургической критики. Можно было бы предположить, что, скорее всего, именно он и являлся автором «Утра после бала».
Однако детальное знакомство с театральным репертуаром 1840-х годов позволило установить действительного автора комедии-шутки. Им оказался довольно известный в своё время московский литератор Михаил Ильич Воскресенский (ум. в 1867 г.), автор популярных среди современников романов «Он и она» (М., 1836), «Проклятое место» (М., 1838), «Черкес» (М., 1839), «Мечтатель» (М., 1841) и других литературных произведений.
Характерные для произведений Воскресенского мелодраматичность, сложность интриги, аффектированность слога и обилие монологов делали их привлекательными для драматургического переложения. Воскресенский был не только хорошо знаком с М.С. Щепкиным и с П.А. Каратыгиным, но и дружен. В 1841-1845 годах на петербургской и московской сценах шел водевиль П.А. Каратыгина «Пикник в Токсове, или Петербургские удовольствия» (в Москве представление шло под названием «Пикник в Кунцеве, или Московские удовольствия»), написанный на сюжет рассказа Воскресенского «Тринадцатый гость».
Основоположник сценического реализма, Щепкин вошёл в историю русского театра и как «сценический истолкователь» грибоедовского периода русской драматургии.
В комедии Грибоедова Щепкин играл Фамусова. Современники и историки театра признавали, что наряду с ролью Сквозника-Дмухановского в гоголевском «Ревизоре» роль Фамусова являлась крупнейшим творческим достижением великого актёра 1830-х годов. Впрочем, как и роль городничего, роль Фамусова далась ему не сразу. Критика упрекала Щепкина в том, что Фамусова он «низводил до Транжирина». Но этот упрёк был несправедлив, поскольку сам актёр гораздо лучше ощущал Фамусова, чем его рецензенты. Свою недоработку самокритичный Щепкин видел в другом – в недостаточно глубоком, по его мнению, проникновении во внутренний мир, в характер своего героя. Щепкин играл Фамусова до последних дней своей жизни, постоянно совершенствуя способ сценического воплощения образа, срастаясь с ним и, как писал историк А. Кизеветтер, возводил его (наряду с образом городничего) «в перл художественного создания».
В комедии «Утро после бала» Фамусов – главное действующее лицо, на нём, его предрассудках сфокусирована вся комедия. Начинается она с того, что, сидя в своем кабинете за чайным столом, Фамусов распекает бедного Петрушку, а затем, оставшись в одиночестве, придаётся воспоминаниям о минувшем дне:
Ну был вчера денёк!
Не вспомнюсь и теперь! Досталась мне и ночка,
Глаз с глазом не сводил! Порядочный урок!
Да хороша и дочка!
И Софья Павловна моя!
Ну ожидал ли я,
Таких проказ в моём семействе скромном?
Ещё добро бы я один –
А то при всех, при сборище огромном,
Поднесть такой мне блин!
А этот Чацкий – как он? Что он?
С ума ль сошёл, иль очень уж умен?
Приехал к нам весь странностями полон
В французское неверье перекрещен,
Всё не по нём, всё гадко…
Кто желчен сам, тому нигде не сладко!..
Далее события развиваются так. От случайно проговорившегося швейцара Фильки Фамусов с ужасом узнаёт, что Молчалин уже как полгода проводит почти каждую ночь в комнате Софьи Павловны. Возмущённый до глубины души он велит гнать его из дома. Но тут в дверях появляется Молчалин, как всегда спокойный и смиренный. Увидев гнев хозяина, Молчалин падает на колени и просит его быть милостивым:
Молю вас об одном: вы можете сгубить
Меня совсем, о Павел Афанасьич,
Моей отставкой от места! Дайте срок,
Мне прослужить у вас в начальстве, хоть годок!
Уж вот три месяца, Григорий Анастасьич
Наш Прокурор
Меня к отличию представил…
Вы знаете, я честных правил
До сих был пор;
Всем вам обязанный, могу ли…
Фамусов грозится лично поехать в Петербург и отозвать направленное прокурором представление на Молчалина, и даже лишить его уже имеющегося чина. В ответ на это Молчалин признаётся, что он сочинитель и что у Софьи Павловны есть страсть класть на музыку его стихи. Фамусов не верит Молчалину и грозится позвать дочь, заставить их выступать дуэтом.
В это время в кабинет Фамусова входят Софья Павловна и её горничная Лиза. Молодым людям Фамусов пытается устроить перекрёстный допрос. Однако Софья наотрез отказывается что-либо говорить в присутствии Молчалина и просит выгнать его вон. Молчалин уходит, прося Лизу замолвить за него «словцо». Но Лиза отвечает отказом и заявляет о разрыве отношений с Молчалиным. Вскоре уходит и она.
Отец и дочь остаются наедине. Фамусов просит Софью рассказать о её отношениях с Молчалиным. Та клянётся, что ничего серьёзного между ними нет и быть не может:
Ей Богу, ничего!
Неосторожна я – вот всё! Судите сами
Ну есть ли полюбить кого?
Молчалин! Фи! Я просто принимала
Его как писаря, как мальчика к себе;
Он переписывал те ноты, что играла;
Романсы, что пою…
Фамусов хочет верить дочери, но сомневается в том, поверит ли этому свет, который мерит всё на свой аршин. Софья настаивает на своём и признаётся, что в её жизни был человек, с которым она хотела бы любви. На вопрос отца: «Не правда ли? Ведь он… Чацкой?» Софья отвечает утвердительно, но заявляет, что всё это в прошлом, что её чувства он разделял,
…Но долгая разлука
Любовь рассеяла! За ней явилась скука,
И всё прошло, как смутный сон!
Теперь же, признаётся далее Софья, она:
Как степь – скучна, как камень – холодна!
Фамусов бранит дочь за брошенную фразу, вразумляет, что она в Москве, а не в Париже:
Ведь это только там, всё рельсы, пар да газы,
Да галванизм,
Да романтизм,
Да идеалы, да наивность,
Да субъективность, объективность,
Не перечтёшь всего, что кончится на -ивность…
На реплику Софьи, что она уже не дитя, Фамусов разражается тирадой по поводу отвергнутых ей женихов:
Из женихов никем не дорожишь.
У одного карманы пусты,
То нос широк, то брови густы,
Один не хорошо шагнул,
Другой не кстати там чихнул,
А третий умного не выговорит слова…
Ей, Софья Павловна – попомните Крылова!
На вопрос Софьи, в чём она всё-таки виновата, Фамусов отвечает однозначно:
В том, что не замужем до сих пор!
Софья проявляет полную готовность выполнить волю отца и выйти замуж за того, за кого пожелает «папаша». Обсуждаются потенциальные женихи: Загорецкий, престарелый, но метящий «в действительные» Фома Фомич, богатый вдовец Репетилов, глупый «как пробка» полковник Скалозуб… При этом, вспоминая вчерашний скандальный день бала, Фамусов признаётся дочери: раз она готова выйти замуж хоть за дурака, надо действовать поспешно. Иначе по Москве:
Пойдут расспросы, толки, заключенья…
Неожиданно в дом Фамусовых проезжает Репетилов, специально заглянувший сюда, чтобы узнать, чем кончился вчерашний бал и посочувствовать «другу Фамусову» в его беде. Фамусов делает вид, что не понимает, о чём идёт речь. В разгар их разговора к дому Фамусовых подъезжает старуха Хлёстова. Цель её визита – та же, что и Репетилова: посочувствовать Фамусову, ведь «…забывать друзей в несчастье не годится». Увидев Хлёстову из окна, Фамусов спешит сменить домашнюю одежду на фрак и просит Репетилова принять гостью.
Репетилов и Хлёстова с упоением сплетничают. Узнав, что Репетилову в доме Фамусовых не попалась на глаза Софья, Хлёстова делает предположение, что девушка сбежала ночью с Чацким. Репетилов, в свою очередь, пытается убедить старуху, что Софью «подтибрил» Молчалин. Вскоре говорливую компанию дополняет ещё один явившийся в гости к Фамусову московский сплетник – Загорецкий, и разговор возобновляется с новой силой. Неожиданно в комнате появляется Лиза, которая передаёт Хлёстовой просьбу Софьи Павловны «зайти к ней на минутку». Все удивлены: оказывается, ничего «такого» в доме Фамусовых не случилось. Хлёстова спешит к Софье, желая «доспросить» у неё «всю правду».
Оставшись вдвоём, Репетилов и Загорецкий беседуют, обвиняя в распространении сплетен исключительно «московских барынь». Узнав, что Загорецкий всегда был хорошего мнения о Софье, Репетилов задаёт ему нескромный вопрос о целях его визитов к ней. Загорецкий признаётся, что хочет жениться на Софье Павловне. В таком же желании ему признаётся и вдовец Репетилов, трезво оценивая ситуацию:
Почтенный дом, единственная дочь
И с воспитанием завидным…
В итоге выясняется, что оба «жениха» – банкроты, и Софья Павловна интересует их лишь как «богатая партия». Выбрав мирный путь решения вопроса о том, кому просить у Фамусова руки его дочери, «женихи» бросают жребий. В выигрыше – Загорецкий.
Неожиданно в комнату заглядывает Молчалин, от которого присутствующие узнают шокирующую новость: Софья Павловна уже получила родительское благословение и выходит замуж за полковника Скалозуба, приехавшего к ней с предложением.
Вскоре в комнате появляются Фамусов, Софья, Хлёстова, Скалозуб и Лиза. Довольный сватовством полковника, Фамусов представляет гостям невесту и жениха. Обескураженные гости поздравляют «счастливую пару». На вопрос Загорецкого: «Да как же скоро так?», Скалозуб в полном соответствии с созданным Грибоедовым образом чётко, по-полковничьи отвечает:
Да, по военному-с. Наш брат ведь не тумак,
К чему откладывать дела нам в долгий ящик?
Не помню, кто писал или говорил,
Дескать «пришёл, увидел, победил».
Мы-с – этой быстроты образчик!
Радостный от того, что дочь не досталась «в посмешище молве», Фамусов приглашает всех к праздничному столу и велит подать шампанское. Софья же вся в мыслях о ревнивце Чацком.
Заключительное, XIV явление комедии – монолог Софьи Павловны, сначала грустный, наполненный тоской о минувшем счастье, прошедшей любви, а затем вдруг неожиданно весёлый:
Отчасти и смешно! И точно: почему ж,
И Скалозуб не будет добрый муж?
О чём тужить? Немножко он простенек…
За то в чинах и не без денег;
Да что и ум? Теперь я поняла сама,
По Чацкому – что право, горе – от ума!
Театральные хроники середины ХIХ века донесли до нас сведения о том, что комедия-шутка «Утро после бала Фамусова…» в течение ряда лет успешно шла на столичной и провинциальной сцене, с любопытством воспринималась зрителями, подогревая интерес к первоисточнику, к бессмертной комедии Грибоедова.
Рассказ этот хочу дополнить короткой справкой о том, что путь великого русского актёра Михаила Семёновича Щепкина на московскую сцену проходил через маленькую провинциальную Тулу. На просмотр провинциального актёра в конце августа – начале сентября 1822 года сюда приезжал по просьбе заведующего репертуарной частью Императорских театров в Москве Ф.Ф. Кокошкина известный писатель и театральный деятель М.Н. Загоскин. Посетив ряд спектаклей с участием Щепкина, Загоскин писал в Москву: «Актёр – чудо-юдо, но просит много денег, ссылаясь на своё большое семейство». На это последовал ответ Кокошкина: «Ничего не жалей, всё, что требует, давай, только не упусти сокола и вези скорее ко мне».
Литература
Тебиев Б.К. «Шекспир-комедии», его продолжатели и подражатели // Тебиев Б.К. «Тайны книжных переплётов. Из записок книжника»: Рос. гос. б-ка. М.: Пашков дом, 2008. - С.78-95.
