Поиск на сайте

images/slideshow/fact36.jpg

Как распознать первую любовь? Как отличить от дружеской привязанности и мимолётного увлечения?

Читая рассказы Елены Габовой о первой любви, думаешь: разве кто-нибудь сможет усомниться, что это любовь, причём самая настоящая. И тем она прекрасней, чем чище, нежнее сердце любящего.

Предметом первой любви становится тот, на кого раньше не обращал внимания, а теперь вдруг заметил. Или это просто найденный предлог для рвущегося из души чувства? Или только ответ на потребность любить? Можно ведь, не сознавая, любить только мечту, свою печально-прекрасную выдумку. Обман неопытного взора…

Наверное, пройдёт время и тогда можно будет понять себя и свои чувства: отличить подлинное от придуманного, найти того или ту, кто будет иметь как достоинства, так и недостатки. И будет любовь в обыкновенной жизни — самая осуществимая, с тихим «прости» и упрямым «люблю». Потому что любовь к реальному чело­веку и забота о нём намного труднее и счастливей верности какому-то идеалу.

Два рассказа писательницы «До завтра!» и «Принц», опубликованные ещё в журнале «Костёр», оставляют много вопросов. Встретятся ли Сергей и Катя? Сумеет ли Олеся найти слова примирения для Генки? Два рассказа — две разных истории...

 

Елена Габова

До завтра!

Грей — это Сергей. Когда он был маленьким он всем так представлялся «Грей». В первом классе сосед по парте спросил, как его звать. Сергей по привычке бухнул «Грей». Так и остался Греем на всю школьную жизнь.

Грэй не любил автобусы. По возможности всегда ходил пешком. Даже если нужно было попасть из одного конца города в другой, шёл пешком. Благо, что город у них маленький.

Сейчас Грею автобус совсем уж ни к чему. Он гуляет. Весна. Ранний вечер. Ничего, что не сделаны уроки — успеет.

Грей любил просто так бродить по своему городу. Особенно весной. Особенно вечером. Сиреневое небо. Голубел снег. В домах светятся окна, вспыхивают новые — люди возвращаются с работы.

Грея перегнал автобус. Казалось бы — ну и что? Но с мальчишкой что-то случилось. Грей сам не мог понять: почему он за автобусом побежал. Побежал, да и всё. До остановки было недалеко. Только Грей вскочил на подножку, автобус тронулся.

Грей протиснулся к окну, где было посвободнее. И тут он увидел девчонку. Девчонка как девчонка. Распущенные по плечам волосы. Куртка и джинсы. Ну, ничего такого.

Девчонка эта открывала окно, но оно привыкло за зиму быть закрытым и не поддавалось. От усердия и досады девчонкино лицо перекосилось. Грей стал ей помогать. Вдвоём они открыли окно, взглянули друг на друга и улыбнулись.

В окно влетел свежий ветер, в автобусе запахло тающим снегом. Ветер шевелил чёлку девчонки, а под чёлкой светились синим светом глаза. Грей посмотрел в эти глаза и понял, почему он гнался за автобусом как сумасшедший.

Только вот познакомиться с девчонкой он не смел.

Автобус катил мимо многоэтажных домов, мимо переливающихся разноцветных реклам. Обогнул строящуюся церковь. Сначала Грей смотрел на улицы, потом снова взглянул на девчонку. И она на него взглянула, и оба они вдруг прыснули, засмеялись. Это получилось само собой — настроение было весёлое, но почему-то их смех не понравился женщине, сидящей на сиденье лицом к ним.

— Не балуйтесь в автобусе, — сердито сказала она.

— А мы и не балуемся, — Грей пожал плечами. Они с девчонкой снова переглянулись и рассмеялись ещё громче. Ну, скажите, разве они в этом виноваты? Ну… людям просто смеялось.

Женщина еще больше посуровела:

— Не балуйтесь и закройте окно.

— Душно ведь, — сказала девчонка.

У неё оказался очень приятный голос, тонкий и слабый.

— Кому душно, кому и нет, — продолжала сердиться женщина.

У пассажирки было такое важное лицо, такие насупленные брови, словно ей подчинялась сама весна.

Грей с девочкой покосились на тетеньку и рассмеялись уже над ней: такой у женщины был неприступный вид. К тому же весеннее настроение прямо-таки бушевало в ребятах.

Однако никто их не хотел понять.

— Как не стыдно смеяться над пожилым человеком, — упрекнула их другая пассажирка, тоже очень серьёзная.

Хорошо, что автобус остановился. Грей с девчонкой, не сговариваясь, выскочили на улицу и дали волю смеху. Они прямо хохотали, словно вместе с воздухом из автобусного окна нахватались смешинок.

Потом они шли по талому снегу, мешали своей неторопливостью спешащим с работы людям. Ребят толкали, разделяли людские потоки, но вскоре они снова встречались плечами и шли рядом. Шли по весне, по апрелю.

— Я бежал за автобусом стометровку, — торопливо говорил Грей, он задел прохожего извинился, — я рекорд скорости установил!

— А куда ты так спешил? — спросила девчонка, заливаясь смехом. — Почему сейчас не спешишь?

— Сначала я не знал, а потом узнал. Оказывается, я бежал за тобой! Да! Это совершенно точно!

Девчонка поскользнулась и шлёпнулась на мокрый снег. Наверное, от удивления.

— Не удивляйся, правда, я бежал за тобой.

Грей был уверен, что девчонка упала от удивления.

Они помолчали. Потом познакомились. Рассказали друг другу автобиографии. Девочку звали Катя. Она сказала, что Грей — прекрасное романтическое имя. Почти как у Грина. Гораздо лучше, чем Сергей, потому что Сергеев тысячи, а Грей — один.

— Ты по отчеству кто?

— Иванович.

— Когда вырастешь, будешь Грей Иванович. Здорово звучит Грей! Грей Иванович!

Грей набрал Кате тополиных веток, которые лежали рядом с уродливо обстриженными деревьями.

— Пусть у тебя дома распустится сад!

Они засмеялись.

Катя то и дело взмахивала несвязанным веником из тополиных веток и ойкала, когда поскальзывалась — мокасины у неё были ужасно скользкие.

Грей стеснялся её поддерживать. И отряхивать её тоже стеснялся. И она, как видно, стеснялась отряхиваться при Грее. От мокрого снега и талой воды Катины джинсы промокли, она замёрзла и нос у неё стал таким же синим, как и глаза.

— Тебе надо домой, — с сожалением решил Грей. — Ты простудишься.

Ему так не хотелось расставаться с этой весёлой девчонкой. Но Катя согласилась, пора, родители, наверное, уже волнуются.

Грей проводил её до той самой остановки, где они радостные и обруганные выскочили из автобуса.

— До завтра! — сказал Грей.

Катя нисколько не удивилась этому «до завтра». Ей казалось, что она знает Грея сто лет, что иначе, как «до завтра» и быть не может.

— До завтра! — сказала и она. — Эй! Грей! Турумбей!

Она хлопнула Грея по плечу и впрыгнула в подошедший автобус.

И вот пришло завтра.

Катя, до пояса высунувшись в форточку, смотрит на улицу. Но даже со своего шестого этажа ей не виден Грей.

Грей в это время бродит по улице и ищет Катю.

Вчера они были так счастливы, что забыли условиться о месте и времени встречи.

В городе по-прежнему шалила весна.      

 

Елена Габова

Принц

Дом построили деревянным, двухэтажным. Шли годы, дом менял цвета. Сейчас дом был выгоревшего зелёного цвета, его должны были вот-вот снова покрасить.

Олеся и Генка жили в разных подъездах, Олеся училась в обычной школе. Генка — в специнтернате для глухонемых. Дома он бывал редко.

Олеся — длинная нескладушка с карими глазами. За внешность она себя терпеть не могла и не любила смотреться в зеркало. Считала, что смотреть не на что. Генка был синеглазым и румяным, русые кудри вились кольцами Олеся изредка встречала его во дворе и думала: «Какой красавчик! Учился бы в нашем классе, все девчонки бы в него влюбились. Жанка — уж точно».

— Пусть он будет хоть какой плохой, лишь бы красивый. Пусть даже пьяница, — говорила Жанка.

— А глухонемой тебя, как, устроит?

Жанка даже обиделась:

— Ну, у тебя, Олеська, и фантазия.

— Фантазия ни при чём. В нашем доме такой принц живёт. Ужасно красивый. Но — глухонемой.

— Жаль, — ответила Жанна. — А то бы я с ним познакомилась.

— Он раньше в нашем классе учился, — продолжала Олеся. — Только уже не помнит никто.

— А почему тогда глухонемой?

— Осложнение после менингита. Давно, ещё в первом классе.

— Жаль, — снова повторила Жанна. — Глухонемые в мои планы не входят.

Олеся хорошо помнила тот солнечный день, когда они с Генкой впервые шагали в школу. У обоих спереди не хватало по одному зубу, и стоило темноволосой Олесе и белобрысому Генке улыбнуться, они начинали походить на брата и сестру. В классе мамы посадили их за одну парту.

А потом Генка исчез. Говорили: заболел. А однажды мама сказала отцу:

— Гену-то Томова врачи еле спасли. Теперь глухонемым останется.

— Не повезло, — покачал головой отец.

Вот и всё, что узнала Олеся. Пожалела Гену, конечно, но скоро забыла о нём.

Генкина мама, тётя Граня, работала кондуктором. Городские автобусы уже давно были без кондукторов, а тётя Граня ездила в район. Билеты на этом маршруте по разной цене, по расстоянию, без кондуктора никак.

Когда Олеся была помладше, она с дворовыми ребятами бесплатно каталась на тёть-Гранином автобусе. И Генка с ними, уже такой... инвалидный... Прилипнет к окошку и будто нету его.

Они доезжали до конечной остановки, снимали обувь и босиком бегали в мягкой белой дорожной пыли.

А Гена всё не отлипал от окна, хотя тётя Граня на их немом языке уговаривала сына тоже побегать. Мальчик упрямо мотал кудрявой головой...

Когда Гена стал учиться в интернате, Олеся встречать его почти перестала. Так, редко-редко увидит.

А в восьмом классе, весной, встречи стали случаться каждую неделю. Да, началось весной.

В конце марта, субботним вечером, Олеся с мамой развешивали на чердаке белье. Олеся светила фонариком, мама резко встряхивала ещё тёплые простыни, от которых валил пар, и развешивала на веревки.

И тут фонарик погас. Видно, лампочка перегорела.

Их обступила такая плотная темень, что боязно было шаг ступить — вдруг куда-нибудь улетишь. Но пообвыкнув, Олеся увидела слабый огонёк на другом конце чердака — там, наверно, белье развешивали жильцы второго подъезда.

— Сходи туда, дочка, за спичками, — попросила мама, — похоже, свечка у них. Шею только не сверни, осторожнее.

Олеся медленно пошла на свет, хрустя шлаком, которым был посыпан чердачный пол, и ощупывая пространство перед собой — не столкнуться бы о балку.

Бельё развешивала тётя Граня. И Гена был тут же, держал свечу. Пламя освещало его нежное лицо с огромными глазами, и Олеся даже на мгновение остановилась — до того оно было красиво. Светлые кудрявые волосы, освещённые трепещущим светом, спадали на плечи мальчишки. «Прямо как херувим с бабушкиной открытки. — подумала вдруг Олеся, — крыльев только не хватает».

Мальчишка поднял глаза, увидел Олесю и у него даже рот немного открылся. Как у малышей, когда их что-то изумляло. Олеся возникла перед ним, как привидение. Она позже про себя посмеялась: «Напугала парня. Нарисовалась "вдруг"».

Она взяла у тёти Грани спички, а назавтра занесла соседям новый, полный коробок, потому что тот они с мамой весь израсходовали. Соседка не хотела брать:

— Что ты, Олеся, не надо!

Но тут в прихожую вышел Генка, сообразил в чём дело, и сам взял коробок из Олесиных рук. Олеся подумала: «Очень хозяйственный херувим».

После этого вечера на чердаке и начались встречи.

В субботу Олеся возвращалась из школы, и теперь всегда у её подъезда стоял Гена. Держался за ствол берёзки. И улыбался. Улыбка у него была странная — неподвижная. Гена смотрел на Олесю по-доброму, не мигая, и всякий раз девочка быстро прошмыгивала в подъезд.

Она почему-то побаивалась Генкиной улыбки. Да ну, как юродивый улыбается.

А после третьей субботы у неё мысль мелькнула: а что, если у Генки и впрямь не всё дома? Может, болезнь у него и мозг задела?

Раз возникнув, эта мысль уже не покидала Олесю. Она даже перестала обращать внимание на Генкину красоту.

А встречи учащались. Были случайными?

В выходной пошлют Олесю в магазин, она обратно — а Генка ждёт, за берёзку держится. И опять странно улыбается. Она ему тоже улыбнётся, кивнёт из вежливости — лишь из вежливости и — в подъезд.

Конец мая, воскресенье.

Олеся сидела перед раскрытым окном и готовилась к экзамену. Но в голову мало что заходило — мешало весеннее солнце и чудесный горьковатый запах тополиных листочков.

И тут совсем рядом, прямо напротив окна, возникла чья-то физиономия. Олеся испуганно ойкнула, но тут же успокоилась — узнала Генку. Но как он здесь очутился?

Она вспомнила, что это маляры не убрали на выходной лестницу. Их дом в очередной раз перекрашивали. По лестнице и забрался Генка. И опять дурацкая улыбка при нём!

Олеся хотела сразу же захлопнуть окно, но мальчишка вытащил из кармана коробок спичек и ребром поставил на подоконник. Закурить он у неё, что ли, просит? Ещё не хватало!

Олеся приставила к губам два пальца, изобразив, что держит сигарету и помотала головой, мол, не курит она, и нет у неё вовсе никаких сигарет. Генка решительно закрутил головой, и Олеся поняла — не в куреве дело. Тогда в чём?

В Генкиных кудрях плутала божья коровка. Было приято смотреть на яркого жучка после долгой зимы. На жучка, но не на Генку. Олеся махнула мальчишке рукой — уходи! Он понял, убрал с подоконника коробок и стал спускаться, останавливаясь на каждой лестничной перекладине и по-доброму глядя на Олесю снизу вверх. Олеся пожала плечами, и, усмехнувшись, закрыла окно.

Вскоре после экзамена Олеся встретила тётю Граню в автобусе. Олеся удивилась. Никак не думала, что Генкина мама до сих пор кондуктор. Ведь столько воды утекло с тех пор, как они малышами катались на автобусе.

Олеся приветливо кивнула, протянула деньги. Тётя Граня махнула рукой:

— Что ты, Олесенька, что ты!

Прежней близости, как в детстве, когда девочка выбалтывала соседке все новости, не было, конечно. Олеся прошла вперёд и села на свободное место. И затылком чувствовала, что тётя Граня на неё поглядывает.

— Как мама, Олеся? — подошла к ней тётя Граня.

— Хорошо, спасибо.

Тетя Граня двинулась было дальше, но вдруг остановилась, взяла Олесю за рукав и тихо сказала:

— А мой-то дурачок, слышь, в тебя влюбился.

Олеся покраснела. Почему-то стало стыдно.

— Помнишь, спички ты нам принесла? Так ведь и спит, и ест с этим коробочком.

А Олеся вспомнила коробок на своём подоконнике.

— Ты не сердись на него, — тихо продолжала тётя Граня. — Он плохого не сделает, что ты. Дурачок он.

Олеся насторожилась. Почему его тётя Граня дурачком называет? Значит, правильно она догадалась, и Генка не в своём уме?

Автобус остановился на нужной ей остановке, но Олеся не вышла.

— Тётя Граня, а почему вы Гену дурачком называете? Он, что, умственно неполноценный? — спросив это, Олеся покраснела и прикусила губу — вдруг тётя Граня обидится?

— Ой, да что ты! Что ты! — Генкина мама даже испугалась. — Он только говорить и слышать не может.

— Почему же тогда — дурачок?

— Дурачок-то?.. — тётя Граня ласково посмотрела на Олесю. — А разве нормально в такую девочку влюбиться? Нет, чтобы в кого-нибудь из этих... Из своих...

Олеся не любила смотреться в зеркало. В нём отражалось худенькое маленькое лицо с тёмными глазами. В школе её «Кашейкой» дразнили. Слова тёти Грани «в такую девочку» порадовали её немного.

«Нормальные» мальчишки в её сторону и не глядят даже.

После экзаменов Олеся с одноклассниками поехала на юг, к морю. Они убирали черешню, потом вишню в колхозе. Было весело, хоть и работали много. Олеся совсем забыла про Гену. А когда вернулась в родной город, на вокзале её встретили родители, усадили в новую, недавно купленную машину, и повезли в новую, только что купленную квартиру.

А Генка остался в старом двухэтажном доме. В прошлом.

Осенью, в конце сентября, девочки гуляли по парку. Был самый разгар листопада. По краям тротуара листья лежали уже сметёнными в кучи. Ветер выхватывал из них одиночные листочки и гнал. Они бежали, кувыркаясь по асфальту и газонам, переворачивались вверх хвостиками и были похожи на рыжих карликовых собачонок. Девочки со смехом брали из куч охапки листвы и кидали друг в друга.

В конце аллеи стоял дворник с метлой. Он-то и сгребал листья в кучи, а сейчас стоял, держа метлу перед собой, и глядел на девичью стайку. Вернее, он смотрел на Олесю.

— Смотрите, дворник! — воскликнула Жанка. — Вот он сейчас нас метлой!

Они поравнялись с дворником, который по-прежнему глядел только на Олесю.

— Ой, девочки, принц, — прошептала Жанка, когда они прошли мимо. — Олеська, как он на тебя пялится! Ты что, знаешь его? Познакомишь? — она оглянулась на дворника и так и пошла — задом, зацепившись за руку Олеси, не в силах оторвать взгляда от красивого парня.

Олеся не слышала Жанку. Не оборачивалась. За спиной стоял Генка. Она посмотрела на него разочек, когда проходила мимо. И взгляд Генки её поразил. Он был совсем взрослый. И — без улыбки.

Никакой он не дурачок. Он такой, как Олеся, Жанка, как ребята из класса. Подумаешь — улыбался. Рад ей был, вот и улыбался. А как он ещё скажет, что любит её? Ведь он всё время ей об этом говорил! А она слепая была, слепая!

Дворник. Принц — и дворник. Почему?

— Красавчик, — бормотала Жанка. — Ну, Олеська же! Обернись!

Генка смотрел до тех пор, пока Олесина красная куртка не стала просто пятнышком, маленьким и ярким, как осиновый лист. Потом он опустил руку в карман и сжал там спичечный коробок.

 

Литература

  1. Габова Е.В. Просто про любовь. – М.: Аквилегия-М, 2011.
  2. Габова Е. И на север пришла весна (рассказы) // Костёр. 1998. - №3.

Яндекс.Метрика