Эдуард Юрьевич Шим (настоящая фамилия писателя – Шмидт) родился в 1930 году. Во время войны оказался в эвакуации, а потом и в детдоме.

Подростком начал работать, был и столяром, и токарем, и шофёром, и даже садовником, любил мастерить руками причудливые поделки. Окончил Ленинградское архитектурно-художественное училище, работал в конструкторском бюро. Когда по-настоящему увлёкся литературой, стал писать рассказы о природе, печатался в детских журналах «Мурзилка», «Пионер», вошёл в редколлегию толстого журнала «Знамя».

Микрорассказы и сказки Эдуарда Шима просты и незатейливы, обычно это диалоги трав и деревьев с любознательным человеком, который делится своими открытиям и знаниями, восхищается привычным, считая, что «и бобры, и деревья, и травы, и цветы – наши братья, потому что у них у всех есть общая колыбель – Земля».

Кто этот человек? Главным образом охотник, собиратель трав, лесник. Для писателя лес и поле роднее родного дома. Автор рассказов умеет заглянуть в глаза росному утру, услышать, как разламывается снежинка, упав на тонкую берёзовую ветку.

 

Э. Шим

Самые храбрые

 

Кругом деревни поля ещё чёрные, а одно – будто зелёной краской залито. Весёлые ростки, одинаковые, как ратные братцы, тянутся кверху. Когда же они успели вырасти?

Мама сказала, что это хлеб – озимая рожь. Её тут прошлой весной посеяли.

Зёрна успели до морозов прорасти и поднять над землёй зелёные пальчики.

Потом их снегом закрыло. Наверно, холодно было под снегом. Страшно... Темно!

Но ростки терпели, ждали весны. И, как только она пришла, выбрались из-под снега. Зато теперь первыми греются.

Самые храбрые!

 

Берёза

 

Мы, берёзы, хозяйки добрые. Землю украшаем.

Куда ни пойдёшь, – везде нас встретишь.

И в густом лесу берёзки стоят.

И на болоте, среди кочек да мхов.

И на сухой земле, на песке, на старом пожарище, даже среди камней-валунов, на горах каменных берёзки прижились.

Было место самое гиблое, самое пропащее. А пришли туда берёзки, встали – и сразу похорошело кругом.

Листва шёлковая шелестит-нашёптывает, птицы на ветках гнёзда вьют, от белых стволов свет над землёй разливается.

Забредёт человек, глянет – и не уйти ему с этого места.

Красота приворожила.

 

Цветной венок

(отрывок)

 

Очень люблю радугу – радости чудесную дугу.

Цветными воротами перекинется она над землёй, засверкает, заблестит – залюбуешься! Только вот всегда радуга далеко-далеко. Сколько ни иди, как ни спеши, всё равно близко не подойдёшь. Рукой не дотронешься.

Я так и называл её – «далёкое чудо».

И вдруг увидел радугу у себя в палисаднике.

От ночного дождя разлилась между грядами голубая лужа. В ней купались скворцы. Для них лужа большая, как озеро. Забрались они бесстрашно в середину, грудью падают в воду, крапчатыми крыльями взбивают её, привзлётывают... Брызги над лужей – фонтаном!

И так скворцы отчаянно трещат, что сразу можно понять: ух, какое это удовольствие – утреннее купанье!..

И вдруг над весёлыми скворцами, над голубой лужей зажглась в брызгах крошечная радужка. Будто осколочек от настоящей большой радуги. И горит-переливается семицветным огнём...

Прямо вот здесь, близко-близко. Рукой подать!

Я руку протянул.

Вспорхнули скворцы. Брызги осыпались, цвета погасли.

Выскользнула из моих рук радужка...

А мне всё равно радостно. «Вот ведь, – говорю себе, – как бывает! Думаешь – чудеса далеко, не дойти к ним, не доехать... А они тут. Рядом».

 

Ёлкино платье

 

Продираешься через ельник, а чёрные елочки колются:

— Не трогай нас!

— Подумаешь, тихонечко задел.

— И тихонечко не задевай. Мы свою одежку бережём.

— Да что за одёжка у вас такая особенная?

— Иголки наши зелёные не листья. Не меняются каждое лето.

— Так что?

— Вот выросла свеженькая еловая лапка, а иголки на ней сменятся только через семь лет.

— Да, не скоро.

— Вот и приходится беречь!

 

Подорожник

 

Отгадайте, что за доктор Айболит у дороги сидит?

Подорожник.

Трава такая незаметная. И незаметная, и терпеливая, и живучая.

Растёт где придётся. На булыжной дороге, между камней. На сухой, утоптанной тропинке, где земля растрескалась.

Наступишь на него — вытерпит.

Проедет по нему тележное колесо — вытерпит.

Грузовик по листьям прокатит — всё равно вытерпит. Приподнимутся листья, расправят жилочки, разгладятся.

Сам себя лечит подорожник.

А недавно я ногу поцарапал, и заболела у меня нога.

— Подорожник, вылечи!

— Давай вылечу.

Сорвал я листик подорожника, приложил к больному месту. И всё зажило.

 

Ландыш

 

Какой цветок в нашем лесу самый красивый, самый нежный, самый пахучий?

— Конечно, я. Ландыш!

— Какие же у тебя цветки?

— Цветки у меня — будто колокольчики снежные на тонком стебле. Приглядись, они светятся в сумерках.

— А запах какой?

— Запах такой, что не надышишься!

— А что же сейчас у тебя на стебле, на месте маленьких колокольчиков?

— Красные ягоды. Тоже красивые. Загляденье! Но ты их не трогай, не срывай!

— Отчего же?

— А они ядовитые!

— Зачем же тебе, нежному цветку, ядовитые ягоды?

— Чтобы ты, сладкоежка, не съел!

 

Маленьким — холодно

 

Встречаешь в лесу, в траве, ёлочку-малышку. У неё пожелтела маковка, пожелтели верхние лапки. Будто в огне обгорели.

— Ёлочка, разве был тут пожар?

— Не было.

— А что же случилось?

— Меня зимним морозом обожгло.

— Тебя? Ёлку?!

— Меня.

— Да ты же северное дерево. Стойкое! Выносливое! Неужели ты мороза боишься?

— Пока маленькая, боюсь.

 

Брусничный кустик

 

Прижался к старому гнилому пню брусничный кустик.

— Не спеши мимо,— говорит.— Наклонись ко мне.

— Да у тебя ягод мало.

— Не ленись, наклонись... Ягод мало, потому что я старенький.

— Какой же ты старенький? Ростом с вершок! 

— Ну и что же... Я давным-давно родился. Когда тут, на вырубке, ещё подрастал лесок. Это сотни лет назад было...

— Сотни лет?

— Сотни... Молодые сосны к небу подымались. Великанами стали. Небо загородили, а я жил. Потом и сосны состарились, начали сохнуть. Их срубили. Остались на вырубке пни-коротышки. А я жил.

— Значит, дольше всех деревьев?

— Дольше. Теперь и пни на вырубке догнивают. И вот уже новые сосенки подымаются...

— Выходит, ты им дедушка?

— Я им прадедушка. И всё равно засыхать не собираюсь. Зимой зелёные листики под снегом прячу. Весной бело-розовые цветочки распускаю. Их поменьше теперь. Но сколько могу, столько ягод тебе и протягиваю...

— Спасибо, прадедушка!

— На здоровье, правнучек.

 

Чем пахнет весна

 

Мой отец уехал работать в колхоз. Мама сказала:

— Когда запахнет весной, мы тоже поедем.

А я и не знаю, чем пахнет весна. Не запомнил с прошлого года.

Вот стало солнышко пригревать, сосульки плачут на крышах.

Я говорю:

— Пахнет весной?

— Нет, — отвечает мама. — Весна только ещё улыбнулась. Рано!

Потом снег почернел, забулькали ручьи, воробьи трещат в саду целый день.

Я говорю:

— Пахнет весной?

— Нет, — отвечает мама. — Весна только ещё голос подаёт. Рано!

Наконец растаял в городе снег, совсем тепло, на улицах цветами торгуют. Мама купила букет подснежников, понюхала.

— Вот теперь, — говорит, — настоящей весной пахнет. Пора!

Я тоже стал нюхать.

Оказалось, пахнут подснежники совсем не цветами и не зелёной травой, не листьями.

Обыкновенной землёй пахнет весна.

 

Самые храбрые

 

Кругом деревни поля ещё чёрные, а одно будто зелёной краской залито.

Весёлые ростки, одинаковые, как родные братцы, тянутся кверху.

Когда же они успели вырасти?

Мама сказала, что это хлеб — озимая рожь. Её тут прошлой осенью посеяли.

Зёрна успели до морозов прорасти и поднять над землёй зелёные пальчики.

Потом их снегом закрыло. Наверно, холодно было под снегом? Страшно... Темно!..

Но ростки терпели, ждали весны. И как только она пришла, выбрались из-под снега. Зато теперь первыми греются.

Самые храбрые!

 

Кто просыпается ночью

 

Всю долгую зиму пролежала картошка в хранилище. И глазки у каждой картошины были закрыты.

Недели спала картошка, месяцы...

Чуть весну не прозевала.

Но теперь настал и картошкин срок. Привезли её на поле, высыпали в картофелесажалку.

Катит сажалка через поле, грохочет: «Просыпайтесь, сплюхи!» Остаются сзади сажалки ряды картофелин в земле.

Темно в земле, будто глухая ночь.

А картошка в этой темноте начнёт открывать глазки. Разбудили её всё-таки! Откроет глазки, увидит, что темно, и начнет к свету расти.

 

Вкусные камешки

 

Что едят цыплята?

Я бы ни за что раньше не догадался. Они едят и варёную картошку, и рубленую свёклу, и тёртую морковку, и ячмень едят, и овёс...

А ещё глотают речной песок и гладкие камешки!

Зубов у цыплят нету, жевать нечем. Они камешков наглотаются, и камешками в животе зёрна перетирают.

Жуют пузом.

У нас на колхозной ферме растёт много цыплят. И они уже целую кучу песка и камешков съели.

Мы ещё им принесли.

Вкусные камешки!

 

Зимние шубы

 

Как пригреет солнышко, так все звери меняют зимние шубы на летние. И белки меняют, и зайцы меняют, и лисы.

И телята на колхозной ферме тоже снимают зимние шубы.

Я погладил одного рукой, а шерсть так и лезет!

Телятница Нина Петровна дала мне щётку, и я стал помогать телятам снимать шубы.

Вон сколько шерсти вычесал...

У нас на ферме телята особенные. Они зимой в холодном телятнике жили, без печки.

Думаете, простудились?

Ни один даже не чихнул. А шубы у них повырастали такие лохматые, прямо как у медвежат.

И теперь наши телята ничего не боятся: ни ветра, ни дождика, ни снега.

Глядите, какие молодцы!

 

Большие и маленькие

 

Большие хрюшки на свиноферме живут отдельно от маленьких.

Большие такие важные, еле ходят.

У них чистота, на полу свежие опилки, стены белой краской покрашены.

Корм им привозят на вагонетках. Сварят обед на кормокухне — и, пожалуйста, прямо к столу.

Ну, конечно, не к столу, а к корыту...

А для питья устроены хитрые поилки. Такая железная чашка на трубе. Свинья нажмёт пятачком — ив чашку польётся вода.

Сколько хочешь, столько и пей.

Забежал к большим хрюшкам глупый маленький поросёнок. Нос у него ещё не пятачком, а копеечкой.

Вот он этой копеечкой понюхал: что большие кушают? Как бы попробовать? Подкатился к корыту, а оно высокое, не достать.

Кушать не дают, так хоть попью! Подкатился к поилке. Тычет снизу копеечкой, а поилка не отпускает воды...

Опять неудача!

Мы отвели поросёнка обратно к маленьким и сказали:

— Нос ещё не дорос, пей своё молоко!

 

Храбрый опёнок

 

Много по осени грибов уродилось. Да какие красивые — один другого краше!

Под тёмными ёлками деды-Боровики стоят. На них кафтаны белые надеты, на головах — шляпы богатые: снизу зелёного бархата, сверху коричневого. Загляденье!

Под светлыми осинками отцы-Подосиновики стоят. Все в мохнатых серых курточках, на головах красные шапки. Тоже красота!

Под высокими соснами братцы-Маслята растут. Надеты на них жёлтые рубашки, на головах картузики клеёнчатые. Тоже хороши!

Под ольховыми кустиками сестрицы-Сыроежки хороводы водят. Каждая сестрица в льняном сарафанчике, голова цветным платочком повязана. Тоже неплохи!

И вдруг возле поваленной берёзы вырос ещё один гриб — Опёнок. Да такой невидный, такой неказистый! Ничего нет у сироты: ни кафтана, ни рубашки, ни картуза. Стоит босиком на земле, и голова не покрыта — белобрысые кудерьки в колечки завиваются.

Увидали его другие грибы — и ну смеяться:

— Глядите, неприбранный какой! Да куда ж ты на свет белый вылез? Тебя ни один грибник не возьмёт, никто тебе не поклонится!

Опёнок тряхнул кудрями и отвечает:

— Не поклонится нынче, так я подожду. Авось пригожусь ещё грибникам.

Но только нет, не замечают его грибники. Ходят меж темных ёлок, собирают дедов-Боровиков, кладут в кузовки.

А в лесу холодней становится. На берёзах листья пожелтели, на рябинах покраснели, на осинках пятнышками покрылись. Ночью студёная роса на мох ложится.

И от этой студёной росы сошли деды-Боровики. Ни одного не осталось, все пропали.

Опёнку тоже зябко в низинке стоять. Но хоть ножка у него и тонкая да лёгкая — взял да и повыше перебрался, на берёзовые корни. И опять грибников ждёт.

А грибники ходят в перелесках, собирают отцов-Подосиновиков. На Опёнка по-прежнему не глядят.

Ещё холодней стало в лесу. Засвистел ветер-сиверко, все листья с деревьев оборвал, голые сучья качаются. С утра до вечера льют дожди, и укрыться от них некуда.

И от этих злых дождей сошли отцы-Подосиновики. Все пропали, пи одного не осталось.

Опёнка тоже дождём заливает, но он хоть и щупленький, а прыткий. Взял и вскочил на берёзовый пенёк. Тут его никакой ливень не затопит.

А грибники всё равно не замечают Опёнка. Ходят в голом лесу, собирают братцев-Маслят и сестриц-Сыроежек, в кузовки кладут. Неужели так и пропасть Опёнку ни за что ни про что?

Совсем холодно стало в лесу. Мутные тучи надвинулись, потемнело кругом, с неба снежная крупа сыпаться начала. И от этой снежной крупы сошли братцы-Маслята и сестрицы-Сыроежки. Ни одного картузика не виднеется, ни один платочек не мелькнёт.

На непокрытую голову Опенка снежная крупа тоже сыплется, застревает в кудрях. Но хитрый Опёнок и тут не сплошал: взял да и прыгнул в берёзовое дупло. Сидит под надёжной крышей, потихоньку выглядывает: не идут ли грибники?

А грибники тут как тут. Бредут по лесу с пустыми кузовками, ни одного гриба не могут найти.

Увидали Опёнка, да так-то обрадовались.

— Ах ты, милый! — говорят: — Ах ты, храбрый! Ни дождей, ни снега не побоялся, нас дожидался!

Вот и дождался!

 

Про царя гороха

 

Ещё земля не прогрелась до конца, ещё по ночам заморозки бывают, а у нас уже сеют горох.

Не боится он весеннего холода.

Глядишь — вот уже зелёный носик горох показал, вот уже листочки растопырил, вот уже усы закрутил.

И пошёл завиваться кверху!

Над землёй толстые стручки висят, повыше — сладкие лопаточки, а на макушке — цветы корабликами.

Красуется горох, усами шевелит: «Хорош ли я?..»

Хорош!

Глядя на него, коровы да овцы облизываются, у свиней да у кроликов слюнки текут, у гусей, кур да уток глаза разгораются.

А про мальчишек и говорить нечего — давно стручками похрустывают...

Все гороху рады, всяк ему кланяется. Царь горох!

 

Литература

Шим Э. Рассказы и сказки. - Л., 1971.