Поиск на сайте

Экзотические животные

Знакомство с экзотическими животными привлекает и пугает. Почему? Разберёмся!

Привлекает возможность увидеть что-то необыкновенное, а пугает неумение приспособиться и наладить полный контакт с новым питомцем. Да и не всякие питомцы рады жить в стеснённых условиях неволи.

Так или почти так происходит в рассказах Льва Стекольникова (1912 – 1968), поэта, литератора и по совместительству топографа. Кому как не ему, побывавшему с экспедициями на Северном Урале, в Поволжье, Карелии, Дальнем Востоке, Каракумах, знать всё про махаона и аскалафуса, про собирательство бабочек и жизнь насекомых. Его познавательные очерки и детские повести были популярны в 40-60-х годах прошлого века.

Предлагаем вместе с героями рассказов писателя «Кокон сатурнии», «Тритон-Харитон», «Симпатичное чудовище» проверить на практике, легко ли на практике заботиться о животных и насекомых, чьи повадки никак не приспособлены для обычной квартиры.

 

Лев Стекольников

Кокон сатурнии

Сатурния

«Поздравляю дорогого племянника наступающим двенадцатилетием. Подарок — кокон сатурнии — выслан посылкой. Дядя Женя».

Прочитав телеграмму, Толя даже побледнел от счастья.

Через минуту все в квартире узнали о важной новости.

Отец сказал: «Да? Вот как!» — и продолжил читать газету. Мать заметила, что единственному племяннику можно было бы послать подарок и получше. Трёхлетняя сестренка Оля стала петь: «Сатурния! Сатурния» — и кружиться по комнате, хотя и ничего не понимала.

К счастью, у Толи был приятель Мишка. Вот с кем можно всласть наговориться о замечательном подарке!..

— Большая? — переспросил Мишка.

— Большая! Брем пишет, что пятнадцать сантиметров в размахе.

— Дай-ка линейку. Отмерим на парте... Ого!

Оказалось, большая сатурния может закрыть крыльями страницу учебника, а если бы она села на нос Мишке, то из-за неё торчали бы только Мишкины уши...

Разговор происходил на уроке географии и тянулся довольно долго — мешал учитель.

За пять минут до звонка Толя зашептал приятелю на ухо:

— Она самая большая бабочка в Европе...

— Сундуков, — прервал его учитель, — что вы там бормочете о Европе, когда мы Африку проходим!..

Весь день Толя был как в чаду, и когда мать сказала ему: «Холодно. Надень пальто!» — ответил: «Нет, я пойду без кокона!»

— А здорово рассчитал твой дядя Женя! — говорил Мишка.— Неужто посылка придет точно накануне твоего дня рождения?..

— Конечно, точно! — подхватил Толя. — Я уже ей место приготовил в коробке...

Настало 30 апреля — день Толиного рождения. Толя каждые полчаса заглядывал в почтовый ящик — извещения о посылке не было.

Родители обиделись — Толя очень холодно принял их подарки: красную рубашку-ковбойку от мамы и толстенный научно-фантастический роман от папы. Он небрежно поблагодарил их и... побежал с Мишкой на почту.

В тесной комнате почтового отделения было шумно. Очереди к окошкам «приём телеграмм» и «выдача посылок» извивались, как гусеницы.

— Давай извещение,— сказал Мишка. — Я пролезу к окошку.

— Да нет ещё у меня извещения,— ответил Толя грустно, глядя на недосягаемую гору посылок за стеклянной стенкой.

— Так чего ж стоять-то! — удивился Мишка. — Ну-ка я...

— Тётенька! — настойчиво прозвучал Мишкин голос.— Есть ли посылка Сундукову из Сухуми?.. Тётенька!

— В очередь, мальчик, в очередь,— загудела «гусеница», — в очередь!

— Брось, Мишка, — сконфузился Толя и пошёл было искать хвост «гусеницы», но Мишкины старания не пропали даром:

— Ну, давай, давай, извещение, мальчик! — послышалось из окошечка. — Нет? Так иди домой и жди. Следующий!..

— Почта работает до десяти часов вечера, — прочёл Толя.

— Ещё не все потеряно, Толька! Айда домой!

Старые часы в столовой пробили восемь раз — извещения не было.

Приходили гости. Толя с грустным лицом принимал подарки.

Часы пробили девять... Коротко звякнул электрический звонок. Оттолкнув отца, чуть не опрокинув стол, Толя кинулся к двери.

— Вам телеграмма, распишитесь. Вот здесь.

Поздравляла тётя. Толя небрежно сунул телеграмму в карман и вдруг, пробормотав «сейчас», выбежал на лестницу.

Мишка играл в шахматы с почтенным старичком — соседом по квартире. Оставив своего короля «под шахом», он вылетел вслед за Толей.

В почтовом отделении народу поубавилось. Только у окошечка «приём телеграмм» стояла очередь — завтра Первое мая!

— Извещение, мальчик!

— Она обязательно должна быть... Сундукову из Сухуми.

— Извещение!

— Извещения нет, но посылка…

— Если нет извещения — нет и посылки... Ну, ладно уж. Сейчас проверю. Нюра! Нюра!

Подошла круглощёкая девушка в форменной тужурке.

— Ты носила извещение Сундукову?

— Да разве вспомнишь, кому носила? — затараторила девушка. — Перед праздником столько носишь!.. Да что ты беспокоишься, мальчик? Не пропадёт твоя посылка. Не сегодня, так завтра... ой, нет, два дня почта будет закрыта. Получишь третьего. Да что у тебя в посылке? Небось, не протухнет.

— Вот именно протухнет, — подал голос Мишка.

— А вот мы вас оштрафуем. Нельзя посылать скоропортящиеся продукты, — строго сказал начальник почтового отделения.

— У меня там куколка, — покраснев, тихо произнес Толя.

— Мальчик, а в куклы играет, — захихикала девочка в очереди. Все засмеялись.

— Сама ты кукла безмозглая! — огрызнулся Мишка.

— Это куколка бабочки, — поспешно объяснил Толя.

— Значит вас, молодые люди, надо оштрафовать за пересылку сельскохозяйственных вредителей, — и начальник подошёл к окошку.

— Да вы ничего не понимаете в ляпи... допи.., лепи... лепидептерологии, — важно сказал Мишка.

— Что это за... лепи-лепи? — спросил начальник.

— Это наука о бабочках.  

— Так, значит, там бабочка? Да ей же там тесно и душно, в посылке-то,— заинтересовалась Нюра.

— Ей не тесно, — объяснил Толя.— Она в коконе, а вот если она вылезет в посылке, то будет инвалидом. Ей надо крылья расправить на свободе. А крылья большие — вот такие...

— Да неужто такая большая! — изумилась Нюра.

— И она очень красивая. Как... как бархатный занавес в театре. И на каждом крыле большое пятно, словно глаз.

— А что она ест? — спросила девочка.

— Она совсем не ест. У неё даже хоботка нет. И живёт очень недолго. Отложит яички и умрёт...

Было уже десять минут одиннадцатого, но почта оставалась открытой, — все слушали Толю.

— Нюра, — неожиданно сказал начальник, — у тебя в графе получения какой-то Крестовоздвиженский на Сундукова залез — сразу две графы занял. Смотреть надо!

...Крохотный ящичек несли по очереди. Гости встретили ребят весёлым подтруниванием, а родители возмущёнными взглядами.

— А мы хотели было съесть ваши пирожные, — пробасил старик-шахматист.

И вдруг в ящике послышался шорох...

— Вылезает! Мишка, давай нож! — отчаянно завопил Толя.

Гости испуганно откачнулись от стола...

Бабочка превзошла самые смелые ожидания: она была не пятнадцати сантиметров в размахе, как сказано у Брема, а целых шестнадцати.

 

Тритон-Харитон

Тритон обыкновенный

— Ребята! — позвал кто-то, — айда в парк! Там пруды чистят!..

Как только прозвенел последний звонок, мы, на ходу накинув пальто, побежали по белым скрипучим дорожкам.

Зима стояла жестокая. Пруды промерзли до самого дна. Это, наверно, и навело хозяйственников на мысль — вычистить их и углубить. Сперва сгребли сверху снег, а потом стали колоть и вывозить лёд. Вскоре рабочие добрались до дна и стали долбить смёрзшуюся илистую землю.

Мы все стояли вокруг и наблюдали. Было очень интересно: вместе со льдом вытаскивали из пруда всякую ерунду, что летом нападала в воду. Вытащили старый зонтик, потом рваную соломенную шляпу, потом дырявый таз, а уж консервных банок — не счесть!

Ещё интереснее стало, когда нашли во льду несколько замёрзших карасей, но ребята их так быстро расхватали, что мне не досталось ни одного.

А рабочие уже стали берег обкалывать. Тут выглянуло солнце и стало очень красиво: льдины засверкали голубым, зелёным. А берёзы вокруг — серебряные сплошь!

Мы разбрелись по всему парку. Я всё искал карасей, каждую льдину просматривал — нет как нет! Обидно.

Пошёл уже к дому, как вдруг попала мне под ноги небольшая грязноватая льдина. Солнце светило ярко, и показалось мне, что в ней что-то есть. Может, карась?

Я взял её под мышку — и домой.

— Куда, куда? — остановила меня на пороге мама, — куда в комнату такую грязь несёшь? Я только полы помыла. Да с неё течёт! Выброси немедленно!

Я всё-таки не выбросил, а снёс льдину в сарай, положил в углу и соломой накрыл. А потом заигрался с братом и позабыл о ней.

Вспомнил под вечер. Пришёл в сарай с фонариком, и — вот-те на!

Лёд растаял, и в грязной лужице лежит что-то неприглядное, бледно-зеленовато-жёлтое, вроде шкурки от ливерной колбасы.

Ничего себе, нашёл рыбку!

Я уже хотел выкинуть находку, но пригляделся и узнал... тритона!

Мёртвый или живой? Слышал я, что лягушки и тритоны могут проморозиться насквозь, а потом оттаять и ожить. Надо попытаться!

Принёс тритона домой и тихонько положил в аквариум. У меня в аквариуме остров сделан. Вот я тритона и положил на бережок, чтобы его тёплая вода наполовину покрывала.

Золотые рыбки сперва испугались, потом подплыли к тритону, но быстро разобрались, что это штука несъедобная и уплыли прочь.

«Дохлятина, — подумал я, — до утра подожду, а потом выброшу. Выбросить всегда успею».

Но утром «колбасная шкурка» расправилась, потемнела. Теперь сразу было видно — это тритон. Правда, тритон-калека: нету правой передней и левой задней лапки. Да и хвост что-то короток, наверно, кто-нибудь откусил его в прошлое лето. Тритон не плавал, но уже дышал и чуть шевелился...

На следующий день, только я вернулся из школы, слышу:

— Лёня! Лёня! Скорей, скорей! В аквариуме крыса плавает!.. Скорей, а то она рыбок съест!

— Крыса? В аквариуме? 

В несколько прыжков я очутился в своей комнате... Да это же мой тритон!

— Это не крыса, мама! — обрадовался я.— Это у меня тритон плавает! Ура! Ах, ты мой тритон-Харитон!

Не сразу мне разрешили держать тритона. Мама всё боялась за золотых рыбок и грозилась его выбросить. Но я знал, что сама она побрезгует до тритона дотронуться, и не очень беспокоился.

Тритон остался у меня. Имя я дал ему — Харитон. Стал думать, как и чем кормить. Было бы лето — принёс бы ему земляных червей.

Я сделал набег на кухню и утащил у мамы немного мясного фарша. Только что пропущенное через мясорубку мясо было похоже на розовых червей.

Сперва Харитон испугался, а потом, когда я поднёс к его носу мясную трубочку, раскрыл широкий рот, будто улыбнулся, и цап! Съел!

И с этого дня стал Харитон быстро поправляться. Ел он не только мясо, но и рыбий корм — муравьиные яйца и дафний.

Как только в школе узнали, что у меня есть оживший тритон — не стало отбоя от посетителей. Весь шестой «а» и шестой «б» перебывал у меня. Наш учитель зоологии Василий Илларионович спросил меня на перемене:

— Это верно, что ты... э-э... нашёл тритона?

— Верно.

— И был он... э-э... совсем замёрзший?

— Совсем! В ледышку!

— И... э-э... ожил?

— Ожил, да ещё как ожил! Он живее живого стал!

Я видел, что Василий Илларионович не верит мне, и это было очень обидно. Я ещё никого не обманывал.

— Если это на самом деле так, — заскрипел Василий Илларионович,— то ты поступил неверно.

— Как неверно?

— Если это в самом деле так, — нажимая на «в самом деле» повторил учитель, — то следовало тебе принести его ко мне, в крайнем случае, в наш живой уголок. А то факт научной ценности остался непроверенным, не закрепленным документально. Наука... э-э... словам не верит. Ей нужны факты!

Очень меня расстроил этот разговор. Откуда же мне знать, что наука не верит простому рассказу! Ребята же верят мне!

Так прошло недели три. Харитон сильно изменился. Спинка стала яркой, оливково-зелёной, пятна на ней чёрно-коричневыми, а брюшко бледно-оранжевым. И вот что ещё получилось! У него стали отрастать потерянные лапки и конец хвоста. Сперва бугорки показались, потом как бы палочки выросли, а там и пальцы растопырились. И стал мой Харитон опять с двумя лапками и двумя ногами. А вдоль спины поднялся гребень. Красавцем стал — хоть куда!

Ребята приходили смотреть и завидовали.

Узнавал ли он меня?.. Вот уж и не знаю. Мне-то кажется, что узнавал. Как подойдёшь — на задние лапки становится, как кошка. И рот разевает, есть просит. Ужасно был ненасытный.

А как весна подошла, стал мой Харитон такой беспокойный, такой шаловливый, что пришлось его отсадить в другой аквариум: совсем рыбок загонял, всё хвостом норовил их шлёпнуть.

Потом настало лето. Мне надо было в пионерский лагерь уезжать. Оставить Харитона или не оставить? Будет ли мама за ним смотреть? С собой взять — дело сложное. Это не щенок. Ему вода нужна, особый корм. Не хотелось мне отдавать его в наш живой уголок, да пришлось. Восьмиклассник Дима обещал следить за ним. Не очень я доверял Димке, но что будешь делать!..

Вернулся в августе — пришёл в школу. Нет Харитона! А Димка говорит, что тритон, мол, заболел и подох. Он его и выбросил на помойку. Чуть я с ним не подрался тогда.

А знаете, я всё-таки думаю, что тритон мой живой. Уж если он зиму пережил без лапок и хвоста, если его мороз не убил, то уж будьте спокойны! Мой Харитон просто притворился, что болен. А из помойки он, наверно, уполз в канаву и живёт себе, поживает. 

 

Симпатичное чудовище

Хамелеон собственной персоной

— Получай, племянничек!— ещё в дверях закричал дядя Володя. — Прямо из Аф-ри-ки! Это понимать надо!— и он поставил на стол небольшой фанерный ящик.

Я очень люблю дядю Володю. Не всякому так повезёт — иметь дядю — капитана дальнего плавания!

Я поднял лёгкую крышку. Внутри ящика, на белой жёрдочке, сидело что-то вроде ящерицы.

Я вопросительно поглядел на дядю. Он захохотал:

—Не узнаёшь? Это же хамелеон! Что, никогда не видел живых хамелеонов? Бери! Любуйся! Ишь какое... симпатичное чудовище!

Вот уж действительно симпатичное чудовище! Одна голова чего стоит! На затылке шлем с гребнем, рот «до самых ушей, хоть завязочки пришей». Глаза — настоящие корабельные иллюминаторы... И каждый — сам по себе! Вот один медленно повернулся и уставился на меня, а другой продолжает глядеть в угол ящика.

Острая спинка в мелких зазубринках — прямо пилка. Хвост длинный, спиралью свёрнут вокруг жёрдочки. А лапы-то! Гаечные ключи, а не лапы! И они крепко-накрепко вцепились в палку.

— Спасибо! Вот здóрово!— обрадовался я. — Ни у кого нет дома хамелеонов!

Дядя ликовал вместе со мной. Он так и сиял: блестело его загорелое докрасна лицо, блестели золотые нашивки на кителе, блестели медные пуговицы.

— Что же ты не возьмёшь его? Бери, пересаживай... Ну, хоть на фикус...

Я решил попробовать.

— Как бы это тебя... — сказал я, собираясь взять хамелеона.

Странное это ощущение — будто не живое существо под пальцами, а игрушка из картона.

— А ну-ка, ну-ка... — бормотал я, забирая хамелеона в ладонь. Но тут оказалось, что вытащить его из ящика — дело не простое. Я тяну, а он лап не разжимает и хвост не распутывает, да ещё надуваться стал и темнеть. Глазам не верю! Прямо угольно-чёрным стал.

— Это он сердится, — объяснил мне дядя, — я уже знаю его милый характер. Если у него плохое настроение — темнеет. Если он сыт и всем доволен — шкурка делается светлой, почти белой. Этакий ангелочек! Ну, а если голоден и раздражён, то чёрен, как дьявол! Дай-ка, я попробую его вытащить.

Но и могучие ладони капитана не могли разжать лап хамелеона. Дядя вспотел, ругнулся, снял китель и попросил чаю.

— Он вылезет, Лёня,— успокаивал меня дядя Володя,— он же голодный. Как увидит муху, так и покажется... Вот только мух у тебя маловато. Открой окно, выставь блюдце с мёдом, — мигом налетят.

Мы пили чай и косили глаза на ящик. Вокруг жужжали мухи, но хамелеон не показывался. Прошло полчаса. Я подбежал к ящичку...

— Дядя Володя! Он сбежал!

— Прокараулили! — вздохнул дядя. — Видишь, какой интересный! Давай искать. Далеко уйти он не мог.

Мы обшарили фикус и аралию, перебрали лист за листом — нет как нет!

— Что за наваждение! — капитан поглядел на потолок, на стены, но там никого не было. — Ладно, давай пока сыграем в шашки.

Я уже почти пробрался в дамки, как вдруг, бросив взгляд на муху, сидящую на широком листе аралии, заметил, что она исчезла. Не улетела, а именно исчезла.

Я бросился к аралии:

— Дядя Володя! Вот он!

Крепко зажав своими «гаечными ключами» черешок листа, стоял хамелеон. Он не двигался, только большущий рот слабо шевелился — он жевал муху.

— Ну вот и всё в порядке,— сказал дядя Володя,— подарок найден. Смотри на него досыта. И — до свиданья! Мне пора!

Капитан ушёл, а я, как пришитый, долго стоял у цветочного горшка. Мне хотелось подсмотреть, как хамелеон ловит мух. Прошло минут десять. У меня стали затекать ноги. Я топтался на месте, но терпел. Ещё десять минут... наконец-то! Муха села на лист и стала чистить лапки. Правый глаз хамелеона повернулся к мухе, левый смотрел на меня. И вот он решился — пошёл. Но как!

Торжественно и плавно поднялись сперва правая передняя и правая задняя лапы. Вот они вынеслись сантиметра на два вперёд и ухватили черешок. Теперь поднялись левые лапы. Он двигался как иноходец — сперва одной, потом другой стороной. Вот изо рта показался круглый кончик языка. Казалось, он прицеливается... раз! Я ничего не успел заметить. Муха исчезла. Хамелеон жуёт.

— Лёня! Ты чего стоишь столбом?

Я и не заметил, как зашёл Витька. Пришлось его прямо носом ткнуть, чтобы он увидел хамелеона. Зелёного на зелёном листе — никак не углядишь. Теперь мы стояли и караулили вдвоём.

— Ты как его назвал? — спросил Витя, стоя ко мне боком. Он боялся потерять из виду хамелеона.

— Да никак ещё не называл.

— Так надо же имя дать!

И он стал имя придумывать:

— Хам!.. Верно, хорошо! Он, как увидит муху, сразу — хам! И нет её.

— Нет, — ответил я, не поворачиваясь к нему, — хам — это грубо.

— Можно и мягче, — быстро ответил Витя. — Хамчик, Хамуля, Муля...

Но и эти имена мне не понравились. Так пока и осталось без имени моё симпатичное чудовище. Надо было идти: Витька принёс билеты в кино.

Вернулись мы часа через два и, конечно, не нашли хамелеона: он куда-то уполз.

— Ну уж и подарочек! — съязвил Витя. — Стой и карауль его целый день. Может, и ночью будешь стоять на часах?

Меня тоже стали раздражать вечные поиски. Усталый и злой, я плюхнулся на диван... и тотчас вскочил, как ужаленный.

— Что с тобой? — испугался Витька.

— Нет, меня никто не укусил, но в тот миг, когда я валился на диван, мне пришла в голову мысль: «Диван у нас зелёный, а что, если хамелеон...»

Именно так и случилось. Правда, мне и хамелеону повезло — я сел не на него, а рядом, чуть-чуть прищемив ему хвост.

И с этого часа настало у меня беспокойное житьё.

Я не мог отлучиться из дома: вдруг, думалось мне, папа возьмёт газету, сядет на диван и... Вдруг придут гости, а гостей всегда просят присесть на диван. Даже иногда приглашают прилечь, отдохнуть! И!..

А хамелеон вскоре совсем перестал дичиться: разгуливал, как невидимка, по всей комнате, забирался и на обеденный стол — на нём же любят гулять мухи! — и принимал цвет жёлтой клеёнки. А то просто бродил по полу и при этом сам лоснился, как коричневый паркет.

— Что это с нашим мальчиком? — подслушал я однажды тревожный шёпот мамы, — у него стали какие-то странные глаза... блуждающие, растерянные. И ходит он теперь неуверенно, как по льду. Может, свести его к доктору?

В конце лета пришёл к нам дядя Володя:

— Здорово, племянник! Ну как, доволен подарочком? Знаю, знаю, наверно, хочется тебе ещё одного, чтобы была парочка. Отлично! На днях еду в рейс — привезу!

— Ой, не надо! — завопил я.

Литература

  1. Стекольников Л.Б. Необыкновенный махаон: Рассказы собирателя бабочек / Худ. И. Варзар. – Л.: Детгиз, 1959.
  2. Стекольников Л.Б. Записки Толи Сундукова: Маленькая повесть / Худ. Н. А. Кустов. – Л.: Лениздат, 1963.
  3. Стекольников Л.Б. Что такое аскалафус: Рассказы о насекомых / Рис. Е. Бианки. – Л.: Детская литература, 1971.
  4. Стекольников Л. Кокон сатурнии: Рассказ / Рис. В. Голявкина // Костёр. - 1961. - №8.
  5. Стекольников Л. Тритон-Харитон: Рассказ / Рис. Е. Захарова // Костёр. - 1967. - №9.
  6. Стекольников Л. Симпатичное чудовище: Рассказ // Искорка. - 1968. - №7.

Яндекс.Метрика