Знатоки творчества Владимира Маяковского, конечно, помнят его знаменитую фразу: «...Разрешите представиться. Маяковский». Именно так начинает своё стихотворение поэт, обращаясь не к кому-нибудь из своих друзей, а к... Александру Пушкину!

Оговоримся сразу, в июне 1924 года, когда было написано оно, отмечалось 125 лет со дня рождения А.С. Пушкина. Надо сказать, что Владимир Владимирович не любил юбилеев, его отталкивали общие слова и фальшь. Но этот юбилей дал повод поговорить с Пушкиным.

Один из современников Маяковского вспоминал: «Однажды на рассвете я наблюдал, как Маяковский долго и пристально смотрел в лицо чугунному Пушкину, словно стараясь пытливо понять эти глаза. Маяковский меня не видел. Он простоял почти полчаса и потом пошёл домой». «Лицо чугунного» Пушкина — это, конечно же, памятник поэту скульптора А. Опекушина на Тверском бульваре.

Вот к этому памятнику и подходит Маяковский со словами:

Александр Сергеевич,
       разрешите представиться.
             Маяковский.

Так начинается стихотворение, и верится: Пушкин услышит приветствие, сойдёт с пьедестала, согласится побродить с Маяковским ночью по улицам Москвы...

Стихотворений, посвящённых Пушкину, много, но «Юбилейное» не спутаешь ни с каким другим. Итак, разговор с Пушкиным начат. Прислушайтесь, как в многочисленных вопросах, восклицаниях, обращениях чувствуется, что это именно разговор, беседа.

Дайте руку!
   Вот грудная клетка.
       Слушайте,
уже не стук, а стон...

Маяковский взволнован. Он пробует говорить торжественно, но это только мешает. Выручает шутка, и постепенно проходит чувство неловкости, и стих — в такт шагам — движется легко, «свободно и раскованно», звучит лирически — это от любви к Пушкину, она ещё не высказана прямо, но ведь для большой любви существуют разные слова:

Я тащу вас.
    Удивляетесь, конечно?
Стиснул?
    Больно?
        Извините, дорогой.
У меня,
     да и у вас,  
          в запасе вечность.
Что нам
    потерять
       часок-другой?!
Будто бы вода —
     давайте
         мчать, болтая,
будто бы весна —
     свободно
          и раскованно!
В небе вон
     луна
          такая молодая,
что её
    без спутников
         и выпускать рискованно.

В детстве стихи Пушкина читала Маяковскому мама, потом он сам перечитывал не раз «Медного всадника», «Евгения Онегина», а  «Полтаву» знал наизусть.

В ту памятную ночь Маяковский, неутомимый ходок и любитель бродить по ночной столице, прошагал несколько километров. Итог путешествия — попытка понять Пушкина, которого футуристы хотели "бросить с парохода современности". Они считали, что новое искусство требует других ритмов, рифм, слов и с классиками им не по пути.

Маяковский пришёл на встречу с Пушкиным не случайно. Это становится понятно из самого разговора: «Я теперь свободен от любви...», «...когда и горевать не в состоянии — это, Александр Сергеич, много тяжелей». Он решился потревожить поэта, отвлечь на «часок-другой» от высоких дум, в которые тот погружён.

Я бы
     и агитки
          вам доверить мог.
Раз бы показал:
     — вот так-то, мол,
           и так-то...
Вы б смогли —
      у вас
         хороший слог.

Маяковский признаёт силу поэтического мастерства Пушкина и не стесняясь говорит комплименты. Сам Владимир Владимирович не боялся "черновой работы", брался за "агитки", рисовал в «Окнах РОСТА» плакаты, сочинял рекламные двустишия, ездил по стране с выступлениями, читал свои стихи со сцены.

В стихотворении «Юбилейное» он переходит с шутливого тона на возвышенный:

Вам теперь
     пришлось бы
         бросить ямб картавый.
Нынче
     наши перья —
         штык
да зубья вил...

Наедине с Пушкиным Маяковский то нежен, то грубоват и жёсток, он не скрывает и горечи, и радости. Так говорят не с памятником, а с живым человеком, ожидая его понимания, его сочувствия. Признанием в любви звучат слова:

Может,
     я
        один
             действительно жалею,
что сегодня
      нету вас в живых.

Маяковского часто упрекали в недопустимых высказываниях о Пушкине. Лев Кассиль был на одном из вечеров Маяковского в переполненном зале Политехнического музея, и, когда кто-то из недоброжелателей опять закричал об этом, Маяковский сказал: «Я люблю Пушкина! Наверное, больше всех вас люблю его, может, я один действительно жалею, что его сегодня нет в живых! Когда у меня голос садится, когда устанешь до полного измордования, возьмёшь на ночь «Полтаву» или «Медного всадника» — утром весь встаёшь промытый, и глотка свежая... И хочется писать совсем по-новому. Понимаете? По-новому! А не переписывать, не повторять слова чужого дяди!..»

Маяковскому — первопроходцу новой поэзии — приходилось совсем нелегко, и в «Юбилейном» тоже можно услышать отголоски яростных споров о лирике, вот почему так строго, критически подходил Маяковский к поэтам-современникам. И тем дороже в этой сложной обстановке становился Маяковскому Пушкин — единомышленник, союзник.

Мне
    при жизни
        с вами
            сговориться б надо.
Скоро вот
    и я
        умру
            и буду нем.
После смерти
    нам
         стоять почти что рядом:
вы на Пэ,
     а я
         на эМ.

Какое негодование вызвали в своё время эти строки! Многим казалось, что Маяковский не смеет так — на равных — разговаривать с Пушкиным, что он допустил «мальчишескую выходку». А Маяковский смотрел в будущее, не такое уж и далёкое, в котором они оба с Пушкиным действительно окажутся рядом — современники и спутники многих поколений.

Подошла к концу удивительная прогулка. Маяковскому жаль расставаться с Пушкиным. Но он не думает о концовке на печальной ноте — это не в его правилах. Грустно, а он улыбается, шутит:

Ну, пора:
      рассвет
          лучища выкалил.
Как бы
      милиционер
            разыскивать не стал.
На Тверском бульваре
      очень к вам привыкли.
Ну, давайте,
    подсажу
           на пьедестал.

А самый последний аккорд в речи Маяковского — бурный, радостный, славящий жизнь:

Ненавижу
      всяческую мертвечину!
Обожаю
       всяческую жизнь!

Маяковский и Пушкин. Знаменательно, что дни их рождения мы празднуем летом: в июне — пушкинский, в июле — Маяковского. В этом году 19 июля Владимиру Владимировичу Маяковскому исполнилось 120 лет.

На полках библиотек книги двух поэтов стоят рядом. В непосредственной близости, разделённые несколькими кварталами, по разные стороны улицы Горького в Москве — их памятники. Памятник Маяковскому скульптора А. П. Кибальникова был открыт в 1958 году на площади, носящей имя Маяковского. В ту пору, когда поэт писал «Юбилейное», площадь называлась Триумфальной (теперь вернули старое название), на месте памятника был зелёный сквер, и вокруг него ходили трамваи.

Посмотрите на фотографию Маяковского, каким он был в 1924 году. Об этой фотографии хорошо написал Валентин Катаев, который был знаком с Владимиром Владимировичем, провёл вместе с поэтом последний вечер его жизни.

«Теперь, когда он стал памятником, — пишет В. Катаев, — очень трудно представить его себе не таким, как на площади Маяковского, на невысоком цоколе, с семинарскими волосами. Между тем почти всё время, за исключением самого начала и самого конца своей писательской жизни, он коротко стригся, иногда наголо, машинкой под нуль, и его голова — по-моему, иногда даже просто начисто выбритая — определённостью своей формы напоминала яйцо, о чём свидетельствуют фотографии разных лет, в том числе одна из самых похожих, работы друга Маяковского, художника и фотографа Родченко, где великий поэт с наголо остриженной головой, с внимательными агатовыми глазами сидит без всякой позы на простом венском стуле с гнутой спинкой прямо посреди какой-то пустынной комнаты, похожей на кузню».

Пытливо, внимательно вглядывается в нас Владимир Владимирович и, кажется, обращается к нам, людям двадцать первого века: «...разрешите представиться. Маяковский».