Павел Антокольский

Размышляя о времени, известный поэт, переводчик и драматург Павел Антокольский предлагал войти в него, как в открытое море. Как это сделать? Поразмышляем!

Павел Григорьевич Антокольский (1896—1978) — коренной петербуржец, но практически вся его жизнь была связана с Москвой, где он учился в МГУ, работал в театре, печатал свои стихи и переводил французских и национальных поэтов, вёл литературные семинары для молодых талантливых поэтов.

Прошло вчера, пройдёт и завтра...

Мне представляется порой,

Что Время ― славный мой соавтор,

Что Время ― главный мой герой...

Своим соавтором и героем Антокольский назвал Время неслучайно. Он жил в бурном ХХ веке, когда случались катастрофы и перевороты, войны и трагические утраты, когда сама история непроизвольно врывалась в частную жизнь обычных людей, меняя их судьбы и заставляя рано взрослеть.

Поэт считал, что есть «четвёртое измерение ― Время в его загадочной сущности», что странствия во времени перекрывают все географические расстояния. Это почти «шарлатанское» заявление помогает понять сущность поэтического дара Антокольского ― страсть к перевоплощению. Павел Григорьевич в своём творчестве так убедительно показывает события, которые отделяют нас от «допотопных» времён,что кажется, будто и вправду он был с Робеспьером и погибал с Франсуа Вийоном, был у Диоклетиана и встречался с царицей Нефертити...

Убедиться в этом нам помогут и эссе С. Артамонова, и воспоминания знаменитых поэтов, которых «взрастил и выпестовал» гениальный мастер.

 

С. Артамонов

Поэтическое море

«Как выходят в открытое море, мы в открытое время войдём!» — сказал поэт Павел Антокольский.

«Время как море» — это поэтическое выражение, образ, который, неожиданно сблизив очень разные вещи, позволяет увидеть вдруг многое новое. Но давайте продолжим это сравнение.

Время — настоящее, будущее, прошедшее, то есть вся история жизни людей мира,— вдруг оборачивается «открытым морем», манит вдаль, приглашает к путешествию. И мы не станем от него отказываться. Поплыли? Да, поплыли!

Однако для плавания нужны корабли, это во-первых. Во-вторых же, не забывайте всё-таки, что море-то не море, а время. И, в-третьих, нужен лоцман! Впрочем, сейчас всё устроится. Тот, кто придумал сравнить время с морем — сам поэт будет нашим кормчим. А книги его, его стихи и поэмы — вот корабли, прекрасно оснащённые для нашего предприятия.

И ещё одно. На карте нашего плавания может не быть и Африки, и Азии, и даже обеих Америк. Зато мы причалим на своём пути к землям Гулливера и Прометея, доктора Фауста и принца Гамлета. Мы очутимся в средневековой Испании, где ждёт нас добрый и храбрый Дон Кихот, во Франции прошлого века, объятой революцией... Мы побываем в старой России, под Петербургом, на Чёрной речке, о роковую минуту дуэли Пушкина с Дантесом.

Корабль нашего поэта пересекает бурный и глубочайший океан человеческой мысли, людской радости, надежд и страданий. Названные здесь имена никогда не перестанут занимать и волновать наши умы. И вот человек наших дней, один из интереснейших поэтов, Павел Антокольский, размышляя о сегодняшнем, очень часто вводит своих читателей в историю. В этом одно из чудесных свойств его увлекательной поэзии.

Не стану пересказывать содержание стихотворения «Мальчики». Скажу только об одной стороне этих стихов. Возможно, Павел Григорьевич видел в мальчиках этих ровесников погибшего на фронте сына, о котором написана им прекрасная поэма, а возможно, что эти мальчики — вы, современные ребята. Но присмотритесь к тому, какими рисует их поэт!

Прежде всего он их наделяет этим редким умением — войти в «открытое время». И для того рядом с ними ставит самого себя, тоже мальчика, но только конца прошлого века. А вы, сегодняшние читатели этих стихов, смотрите же! Вдумайтесь! Одно стихотворение забрало в круговорот своих мыслей более чем три четверти столетия и несколько поколений мальчиков. А как богат событиями этот кусок времени и какими событиями!

Время. Мысли. Люди. Вот что может творить поэзия, когда её мастер не только знает «открытое море времени», но и легко, как опытный лоцман, ориентируется в нём и твердо правит свой корабль.

Корабль поэзии Павла Антокольского красив и строен. В трюмах его много добра, и лишь немногое мы здесь показываем вам. Не упустите случая выйти в это прекрасное море времени, стихов, мыслей. Оно ведь открыто для всех.

Счастливого плавания и попутного ветра!

 

Евгений Винокуров

Павел Григорьевич Антокольский был человеком огромной культуры, огромного ощущения истории, мне еще в юности была очень дорога часть его творчества, связанная с романтикой исторических событий, с французской революцией, нравился «Санкюлот» и многие другие стихи на темы русской и мировой истории.

Но мне нравилась и его лирика — пронзительная, острая горькая, я бы сказал, реалистическая лирика, потому что он чуждался псевдопоэтизма, он достигал ощущения настоящей высокой поэзии, не прибегая к дешевым способам поэтизации. Он шел трудным путем и умел из прозы высекать огонь настоящей поэзии. Не всем моим современникам сразу он был понятен и доступен, кое-кому он казался немножко перегруженным эрудицией, книгой, но они не видели, что даже стихи, обращенные к историческим и литературным персонажам могут быть наполнены живой кровью, как это было у Антокольского.

* Евгений Михайлович Винокуров (1925—1993) — русский советский поэт и педагог.

 

Вениамин Каверин

О Павле Григорьевиче Антокольском мне трудно рассказывать, потому что между нами были даже не просто дружеские, а, я бы сказал, братские отношения Мне нравилось в Антокольском всё. Он был артистичен Я бы так сказал: театр был для него оружием поэзии, а поэзия была оружием театра Антокольского нельзя было не любить. Его все любили. В нем была открытость, прямота. Он не умел ни хитрить, ни лицемерить, он был верным другом.

Эта открытость, эта доступность была очень важна для молодых поэтов, которые приходили к нему со своими стихами Это было отцовское отношение к поэзии, иначе нельзя определить это отношение. И недаром из его учеников многие заняли свое место в советской поэзии.

Я могу назвать Межирова, Беллу Ахмадулину, но я думаю, что если бы в любом поэтическом собрании спросили «Кто из вас, друзья мои, ученик Антокольского?» — поднялось бы множество рук, потому что многие обязаны Павлу Григорьевичу появлением новых, украсивших нашу поэзию произведений. Редко можно встретить человека, который так бескорыстно думал бы о литературе, как Антокольский.

* Вениамин Александрович Каверин (1902—1989) — русский советский писатель, драматург и сценарист (настоящая фамилия Зильбер).

 

Белла Ахмадулина

Антокольский личностью своей, прелестью своего нрава подтверждает то, что нам всем известно: поэт, несомненно, добр, поэт — тот человек, от которого каждый имеет выгоду, радость — учиться, внимать ему.

Но все это само собой разумеется. И, может быть, нужно отвлечься от несравненных достоинств Павла Григорьевича просто житейских и подумать о том, как много он значил для всех пишущих и читающих людей.

Павел Григорьевич приходился современником Блоку. Цветаева называла его Павлик. Павел Григорьевич пестовал многих своих прямых и косвенных учеников. Каждое имя, которое существует в советской поэзии, так или иначе соотносится с Антокольским. Поэты военного поколения были его учениками или по Литературному институту, или по тем его книгам, которые они читали. Те люди, которые пришли в поэзию после них, тоже обязаны Павлу Григорьевичу началом своей литературной грамоты. Здесь я могу сослаться на моих коллег и ровесников, на себя.

Я знаю, как много сделал Павел Григорьевич для того, чтобы русские читатели могли принять к своему сведению стихи наших соотечественников, которые пишут на других языках.

Но как и всякий значительный человек, который работает в искусстве, Антокольский не может быть исчерпан лишь нашей страной. Вот книжка «Медная лира» с подзаголовком «Французская поэзия XIX—XX веков в переводах П. Антокольского». Можно вообразить, сколько труда, ума и сердца нужно было потратить на то, чтобы осознать поэзию Франции двух последних веков.

Я увидела его в первый раз много лет назад, он стремился на помощь своему молодому коллеге. И всякий раз, когда мне доводилось с ним встречаться, я всегда видела в нем все тот же порыв души и ума, этот полет навстречу кому-то другому, эту совершенную нескаредность сердца — расточительность знаний, любви, таланта на пользу другим людям.

* Белла (Изабелла) Ахатовна Ахмадулина (1937—2010) — русская поэтесса, писательница, переводчица.

 

Евгений Симонов

Его дверь всегда была раскрыта настежь. Мне даже не представляется такой случай, чтобы дверь Павла Григорьевича была заперта. Он находился в том состоянии высочайшей любви к людям, высочайшей любви к стране и такой творческой самоотдачи, что мне просто иногда казалось, что я не понимаю, каким образом человеческая природа может выдержать такое напряжение. И вот эту страстность, вот эту неистовость он переносил в свое творчество. Он был замечательным советским поэтом.

Вахтангов был связан с Павлом Григорьевичем Антокольским, и влияние Вахтангова на Антокольского было очень велико. Он был театральный поэт во всех своих проявлениях. Казалось, что он писал для того, чтобы его исполнять под открытым небом; казалось, что актеры должны выходить и читать его, вовлекая в стихию его поэзии зрителей. Он был театрален до чудотворства, не все поэты могут написать драматическое произведение, но он наследовал в этом Пушкину, он наследовал Грибоедову.

Мало кто знает, что Антокольский сыграл огромную роль в становлении, рождении, развитии Вахтанговского театра. Мой отец — Рубен Симонов, который руководил этим театром в течение 30 лет, отвечая на мой вопрос, кто из режиссеров ему более всего помог в жизни, без запинки отвечал: «Павел Григорьевич Антокольский» — и объяснял, что Антокольский как режиссер обладал совершенно исключительным качеством. Рубен Симонов, Мансурова, Щукин, Алексеева, Орочко — старая плеяда вахтанговцев — понимали Антокольского с полуслова. Наверное, нельзя сказать, что Павел Григорьевич работал по системе Станиславского, он работал по поэтической системе, в результате достигая тех же самых результатов, подводя актера к созданию человеческого характера.

Я должен сказать, что идея постановки спектакля, родившего театр Вахтангова, принадлежит Павлу Григорьевичу Антокольскому, и Вахтангов был благодарен Антокольскому за этот замысел. Так что саму идею основополагающего программного спектакля театра «Принцесса Турандот» принес Павел Григорьевич.

Каждый человек, знавший Антокольского, носил и носит в себе частицу его страсти, его нежности, его любви к стране, к людям, его любви к искусству. Он не мог не воспламенять людей, с которыми он встречался. И сегодня книги его служат замечательным источником света и радости.

* Евгений Рубенович Симонов(1925—1994) — советский российский театральный режиссёр, театральный педагог.

 

Павел Антокольский

Жара

Был жаркий день, как первый день творенья.

В осколках жидких солнечных зеркал,

Куда ни глянь, по водяной арене

Пузырился нарзан и зной сверкал.

 

Нагое солнце, как дикарь оскалясь,

Ныряло и в воде пьянело вдрызг.

Лиловые дельфины кувыркались

В пороховом шипенье жгучих брызг.

 

И в этом газированном сиянье,

Какую-то тетрадку теребя,

Ещё всему чужой, как марсианин,

Я был до ужаса влюблён в тебя.

 

Тогда мне не хватило бы вселенной,

Пяти материков и всех морей,

Чтоб выразить бесстрашно и смиренно

Свою любовь к единственной моей.

 

Сад

Что творится в осеннюю ночь,

Как слабеют растенья сухие,

Как, не в силах друг дружке помочь,

Отдаются на милость стихии!

 

Как в предсмертном ознобе, в бреду

Кверху тянутся пальцами веток,

И свою понимают беду,

И взахлёб её пьют напоследок!

 

Но редеет ненастная мгла.

Обозначились контуры жизни –

Там, где изморозь к утру легла,

Где свершились цветочные тризны.

 

А вселенная строит свой дом,

И лелеет живых, и взрослеет,

И хмелеет в тумане седом,

И в былом ничего не жалеет!

20 сентября 1958, Пахра

 

Зима

Зима без маски и без грима

Белым-бела, слаба, не слажена,

Но и таящаяся зрима,

Но и молчащая услышана.

 

Она сама полна предчувствий,

Уместных разве только в юности,

Сама нуждается в искусстве,

В его тревожной, дикой странности.

 

Всё дело в нём! Всё окруженье

Кистей, и струн, и ритма требует.

Всё бередит воображенье,

Торопит, бродит, бредит, пробует...

 

А мы, теснящиеся тут же,

Оцениваем дело заново,—

Канун зимы, преддверье стужи,

Разгар художества сезонного.

18 ноября 1968

 

Одна звезда в полночном небе...

Одна звезда в полночном небе,

   Одна звезда горит.

Какой мне выпал странный жребий,

   Звезда не говорит.

 

То звон мечей, то лепетанье

   Поющих где-то струн.

Ночь зачарована, и в тайне

   Хранит её колдун.

 

Ночь зачарованная дремлет,

   Загадками полна.

Но этой смутной песне внемлет

   На всей земле — одна.

1976

 

Литература

1. Антокольский П. /Советская поэзия. В 2-х томах. Библиотека всемирной литературы. — М.: Художественная литература, 1977.

2. Артамонов С. Поэтическое море / Пионер. — 1967. — №3.

3. Воспоминания о Павле Антокольском. — М.: Советский писатель, 1987.

4. Официальный сайт П.Г. Антокольского http://www.antokolsky.com/index.php/ru/

Яндекс.Метрика