22 июня началась Великая Отечественная война.
Тогда наши прадедушки и прабабушки были молодыми, а то и совсем юными. Они запомнили тревожное лето тысяча девятьсот сорок первого года.
О первых днях войны рассказывает поэт Яков Лазаревич Аким (1923–2013). Его застала война в детском пионерлагере, пришлось забыть об отдыхе и вернуться домой, а дальше жизнь так стремительно изменилась, что остались только воспоминания о прошлых мирных днях.
Вмиг всё переменилось: опасность ощущалась в самом воздухе, в поведении людей, в отношениях между детьми и взрослыми. Как это было, невозможно забыть. Нужно помнить. Помнить всегда.
Яков Аким
Как это было
В школе начались каникулы. Девятнадцатого июня нас из Москвы отвезли в летний пионерский лагерь, только на этот раз меня, старшеклассника, взяли вожатым – вроде как воспитателем. Даже небольшую зарплату пообещали, о чём я не без гордости сообщил своим родителям.
Располагался лагерь километрах в семидесяти от Москвы, на месте бывшего хутора. На зелёном бугре, над речкой стояли четыре приземистых бревенчатых дома и открытая летняя столовая. До станции восемь километров, до ближней деревни четыре. Ни радио, ни телефона.
С первых дней мы начали готовиться к военной игре. Разделились на «синих» и «зелёных», чтобы никому не обидно было. Выбрали командиров.
Договорились, кого считать раненым, а кого пленным. Повторяли азбуку Морзе – семафорили флажками: точка, тире, точка. Доктор показывал санитарам, как делать перевязки. Многие ребята и девочки носили значки: «Будь готов к труду и обороне», «Юный ворошиловский стрелок», «Будь готов к санитарной обороне». Получить значок было не так просто.
...Это случилось двадцать пятого июня. Приехал со станции человек на лошади, впряжённой в телегу, привёз продукты для кухни. От него мы впервые услышали: три дня назад, ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО ИЮНЯ, началась война – фашистская Германия неожиданно напала на нашу страну.
Ну и дела! Ещё совсем недавно, перед нашим отъездом из Москвы, газеты писали: слухи о том, что Германия подтягивает войска к западным нашим границам, – это ложь и провокация. Конечно, ведь заключён договор о дружбе с Германией, его подписали в Москве наркоминдел* Молотов и гитлеровский министр Риббентроп.
*наркоминдел – народный комиссариат иностранных дел, ныне должность соответствует министру иностранных дел.
И вдруг – война. Бомбы падают с самолётов на наши города, рушатся дома. Есть убитые и раненые.
Нашёлся у доктора плохонький детекторный приёмник, мы собирались в маленькой комнате, слушали сводки Информбюро. Были уверены: война скоро кончится. Наши победят. Между тем радиосводки становились всё тревожнее. Фашистские войска быстро продвигались в глубь нашей страны.
Я получил письмо от отца из Москвы. В письме не было ни слова о скорой победе. До сих пор помню такую строчку: «Предстоит много трудностей и борьбы, копи силы!» Мы с отцом были друзьями, я ему верил.
Военную игру отменили. Теперь вожатые вместе со старшими мальчиками ночью охраняли лагерь.
...Фашисты подошли к Смоленску. Восемнадцатого июля со станции нам доставили срочную телеграмму: завтра вывезти всех детей в Москву, лагерь закрывается.
В Москве только вышли на привокзальную площадь – оглушительный рёв сирены. Воздушная тревога. Скорей в метро, под землю! С милиционерами и старшими ребятами, взявшись за руки, образовали коридор, чтобы малышей не помяли в толпе. Самого маленького, Колю Фокина, я держал около себя. Когда спустились в метро, по радио дали «отбой» – тревога была учебная.
Родители ждали своих детей около школы. Мой дом был рядом. Дверь открыла няня Анна Михайловна. Аннушка, как мы с братом её звали. Оказывается, мама с младшим моим братишкой и больной бабушкой сегодня уехали в Ульяновск. Отец призван в армию, но пока работает на своём заводе, живёт дома, а сегодня ночью дежурит: ждут воздушных налётов на Москву.
Аннушка всплакнула. Как мог, я успокоил сё и пораньше лёг спать. Утром мы собирались с моим одноклассником Костей пойти записываться в армию.
Но тут пришёл с дежурства отец. Он был в военной форме того времени, с тремя «кубиками» на петлицах гимнастёрки – старший лейтенант. Изумился, увидев меня.
– Вот что, – сказал отец, – быстро собирай чемодан, мамин поезд ещё стоит на запасных путях. Поедешь с ними.
Я пытался возразить: нет, останусь защищать Москву!
– Не беспокойся, – перебил отец, – ты ещё успеешь повоевать. Прошу тебя поехать как старшего, как мужчину. И торопись.
На станции Рогожской разыскали поезд – красные товарные вагоны с маленькими окошками сверху и двухэтажными дощатыми нарами. Поезд был плотно набит людьми больше всего было стариков, женщин с детьми. Мама обрадовалась, что я с ними. Попрощались с отцом, и он ушёл. Зря мы с ним торопились. Поезд тронулся только на следующий день. Часто останавливался, пропуская воинские эшелоны.
Дорога показалась долгой. На станциях бегали с чайниками и бидонами за кипятком, боялись отстать от поезда.
Проезжали города, где окна, как и в Москве, были вечером и ночью затемнены шторами из плотной чёрной бумаги, чтобы не привлекать вражеские самолёты. В пути мы узнали: фашистские «юнкерсы» бомбили Москву.
Не успели в Ульяновске устроиться в общежитии, как пришло из Москвы печальное известие. Наш с братишкой папа во время ночной бомбёжки был тяжело ранен и умер в больнице. Мама целыми днями плакала. А я не мог поверить, что больше не увижу отца. Он был такой красивый, добрый, приветливый. Любил не только своих родных, но и друзей, они часто приезжали и жили у нас. Папа хорошо играл на скрипке, рисовал. Иногда они пели вдвоём с мамой. А ещё отец мог починить любой механизм – от часов до автомобиля. Перед войной его наградили орденом за изобретения...
Мне приснилось, будто папа откуда-то вернулся, живой, весёлый.
Этот сон повторялся и потом, на фронте, где я своими глазами видел, как гибли чьи-то дети, отцы, братья. В то время многим людям снились похожие сны, ведь почти в каждой семье было своё горе. Вспоминалось последнее папино письмо: «Предстоит много трудностей и борьбы...» Он не ошибся, мудрый мой отец, самый дорогой мне человек. Война продолжалась. До Победы было ещё далеко.
Я родился на зелёной улице,
В деревянном тихом городке.
А по улице гуляла курица,
И коза паслась невдалеке.
Там, за окнами, чернела осенью
От колёс тележных колея,
А зимой скрипучими полозьями
Распевала улица моя.
Я гляжу на лошадей распаренных.
На подрагивающую дугу —
Рукавицы в руки, ноги в валенки.
И к дверям, на улицу бегу.
Мимо занесённых палисадников
За санями весело бежать.
И возница, бородатый дяденька,
Может, даст мне вожжи подержать.
Представьте улицу тихого городка Галича, что под Костромой. Дом с окошками. Рядом старый вяз. А из открытого окна видно, как папа играет на скрипке, мама — на гитаре, младший сын — на звонких столовых вилках, старший — на гармошке. Это семья детского поэта Якова Акима.
По воле своих родителей мальчик с братом переехал в большой город — Москву. Когда Яков окончил школу, началась война. Он стал учиться на радиотелеграфиста, изучать азбуку Морзе. Много часов ребята-курсанты сидели в классе с наушниками, а преподаватель выстукивал ключом радиограммы, они внимательно слушали и записывали: точка, точка, тире, точка, точка, точка, тире, точка... А потом вдруг — чирк! По бумаге карандашом: большое-большое тире, значит, курсант задремал.
Из-за войны Яков потерял отца, из-за неё же стал бойцом Красной армии. Из всех музыкальных инструментов домашнего оркестра Яков Аким взял с собой на фронт одну только глиняную дудочку — окарину. Звук окарины похож на голос кукушки. Однажды неподалёку разорвался снаряд. И дудочка раскололась надвое. Он склеил её в День Победы. И склеенная дудочка заиграла. Правда, немного по-другому, не так весело, как раньше...
Пройдя военными дорогами — от начала до конца, — он возвратился к тому, что любил — к книжкам, которые не только учили уму-разуму, но и могли помочь остаться мечтателем или просто весёлым человеком.
Стихи Яков Лазаревич начал писать ещё на фронте. Потом — в общежитии Института тонкой химической технологии, в котором учился уже после войны. Но эти первые поэтические опыты были несовершенны. Первые настоящие стихи сложились после рождения дочери. Он считал себя не в праве оставить её, а потом и сына без стиха или сказки.
Если сначала стихи Якова Лазаревича предназначались его собственным детям, то потом оказалось, что они не только понятны, но ещё и нужны их друзьям и подружкам. Постепенно появились миллионы читателей — все, кто выписывал детские журналы «Мурзилку», «Весёлые картинки», «Костёр» или «Пионер». Первая книга вышла в 1954 году и называлась «Всегда готовы!». Потом были другие: «Цветные огоньки»», «Мой верный чиж», «Мой брат Миша».
Аким стал писать детские рассказы и такие стихи, которые можно было адресовать взрослому читателю. Сам поэт признавался, что для него нет большого внутреннего различия, для какого возраста писать, был бы человек близок. Детские рассказы вошли в сборник «Стрекоза и лимонад», стихи для взрослых в книжку «Из тишины осторожное слово».
Из чувства дружбы Аким переводил самых разных поэтов — прежде всего таких, которые на разных языках писали для тех же читателей и к которым чаще всего обращался он сам, — поэтов детских. За книгу избранных переводов «Спешу к другу» он был удостоен почётного Международного диплома имени Андерсена. В 2003 году, когда Акиму исполнилось 80 лет, одну из школ города Галича назвали его именем.