Василий Песков (1930-2013) — известный писатель, публицист, спецкор газеты «Комсомольская правда». Он долгое время был телеведущим в популярной телепередаче «В мире животных». Необычные рассказы фотоохотника опубликованы в книгах: «Птицы на проводах», «Странствия», «Просёлки», «Окно в природу».
Василий Михайлович за долгие годы репортёрской работы стал мастерским фотоснайпером. Щёлк-щёлк — и на плёнке навсегда остаётся какой-нибудь редкий зверь или пичуга.
Об истории многих своих редких фотографий и ещё о том, как снимают фильмы о животных, Василий Михайлович рассказывает увлекательно и эмоционально. Его фотографии являются не иллюстрациями к текстам, а их составной частью. Каждый из очерков Василия Пескова ценен и интересен.
Для писателя всякое путешествие — радость. Радость не только увидеть, но и рассказать об увиденном. Впечатления о памятных местах, любопытных географических точках и природных уголках, встречах с животными накапливались по крупицам. Много пришлось поездить и походить, чтобы собрать полновесный багаж литературных материалов.
С писателем легко отправляться в путь, с ним можно разглядеть удивительные вещи! Неспешное хождение по дорогам деревенской России наиболее ценное для нас путешествие. Старое, вечное, новое - всё переплетено на этих дорогах, самых поэтичных и самых древних, по мнению Пескова.
Плохонькая дорожка, да неспешная, со всеми подробностями жизни знакомящая. Всего можно коснуться, ко всему можно приглядеться... Просёлочные дороги от деревни к деревне змеятся по косогорам, полям, лесам, около речки, болотца. Из всех путешествий хождение по деревенской России было, пожалуй, самым интересным для Василия Михайловича.
Детство Пескова прошло в деревне, в душе он — человек деревенский, любящий уклад сельской жизни. Дом, двор, сад, огород, поле, лес за околицей, речка... Деревенские люди, череда обычных забот, обычаи, праздники — всё, что связывает человека с землей и с жизнью на ней, привлекает наблюдательного путешественника.
Но писатель обращает своё внимание главным образом на то, что исчезает, уходит, оставляя щемящее чувство грусти. В деревне легко увидеть историю нашей страны: разглядеть водяную мельницу, старую деревенскую кузню, «ступной» колодец, паромные переправы и строительство рубленого сельского дома, познакомиться с собирателями лесного дикого мёда, с пастухом, играющим на рожке.
Читая очерки и миниатюры, узнаёшь, чем жив старинный городок Плёс, как выглядит Куликово поле, как работают люди. Всё интересное заметишь, если отправишься в путь с Василием Михайловичем Песковым.
Василий Песков
Бежин луг
В прошлом году летом занесло меня в тургеневские моста в Орловской и Тульской областях. И я подумал: где-то ведь должен быть Бежин луг.
Стали искать. И нашли. На краю Тульской области стоит деревня с названием Бежим луг. А за деревней, в низине, мы нашли то, что искали.
Ну, правда, ведь удивительно пройти по Бежину лугу! У меня даже сердце стало колотиться сильнее. Впрочем, если кто из вас, ребята, ещё ее читал «Записки охотника», тот может и не понять, почему я так волновался... Удивительно видеть тот самый луг, на котором у огня ночью сидели деревенские ребятишки. Я стоял, припоминая, как было там в книжке... Костер горел где-нибудь у тех дальних кустов. Там течёт чистая тихая речка Снежедь. Она и при Тургеневе так называлась. Вы помните, как всё было той ночью? В темноте фыркали лошади, кричали ночные птицы. Помните разговор ребятишек у огня?
«— А ведь вот и здесь должны быть русалки...»
— Нет... здесь место чистое, вольное. Одно — река близко...»
Сто лет прошло с той ночи. И вот я с любопытством разглядываю обычный российский луг, ставший знаменитым после тургеневского рассказа.
Да, обычный луг. Цветы, травы, такие же, как везде. Роса. Идешь, и за тобой остаётся темный след по траве.
Кусты лозняка, вблизи зелёные, а издали глянуть — синие с золотой от солнца каёмкой. Кричат жёлтые трясогузки, летают шмели и пчёлы, пастух гонит стадо коров. Примерно так же мог выглядеть луг и сто лет назад. И всё-таки луг необычный! Оттого, что сто лет назад тут сидели у огня ребятишки? Нет, пожалуй. В старину по многим лугам мальчишки стерегли лошадей. Луг потому необычен, что о нём так хорошо рассказано в книге. Слово писателя сделало это обычное место необычным и дорогим для каждого из нас.
Встретил я на лугу ребятишек. По их лицам я старался догадаться: как выглядели сто лет назад их прадеды, бывшие тогда мальчишками, Федя, Павел, Илюша, Костя и Ваня. Белоголовые ребятишки катили к реке звонкую шину от большого автомобиля. Они бежали купаться. Я спросил у них, так, для того, чтобы ещё раз убедиться, где я стою:
— Как этот луг называется?
— Бежин лут,— сказал старший.
— Бежин луг,— повторил я, поднимаясь не горку и всё время оглядываясь.— Бежин луг...
Очень интересное дело — узнавать свою землю.
Сверчок
Многие слушали его песню. Но мало кто его видел.
В детстве среди множества деревенских звуков крик коростеля и песня сверчка меня занимали особенно, потому, возможно, что, сколько я ни старался, увидеть сверчка и коростеля не удавалось. Коростели жили за огородом в мокрых лугах. Определив место крика, я тихо крался, бежал сломя голову, но птица, не взлетая, смолкала и, словно дразня, начинала свое «крекс-крекс!» шагах в двадцати в стороне. Позже я узнал: коростели бегают, раздвигая травинки, и очень редко взлетают.
Сверчок жил в доме, в проёме печи, где хранились ухваты и кочерга. Чуть начинало смеркаться, и раздавалась тихая, монотонная песня: «трю-трю...» Если в избе было шумно, сверчок молчал. Но стоило голосам стихнуть, начиналось монотонное грустноватое пение. Кто жил в деревне, хорошо знает эти звуки уюта в обжитом доме. Сколько я ни старался, выманить сверчка из тёмной подпечной ниши не удавалось. И только совсем недавно в зоопарке я увидел таинственного певца, и не одного, а сразу в количестве нескольких тысяч — сверчков тут разводят на корм обезьянам, лягушкам, лемурам, птицам.
Сумеречный музыкант похож одновременно на таракана и на кузнечика. Цвет — рыжевато-коричневый. Два блестящих выразительных глаза, приспособленных к темноте. Два длинных подвижных, похожих на удилища, уса. Ясно, что может прыгать, но больше бегает. Длинный жёсткий отросток сзади — яйцеклад, которым, как шильцем, сверчок протыкает какой-либо податливый материал и кладет около сотни яиц, из которых вылупляются крошечные сверчата. Они растут, линяя, подобно ракам. Сбросив двенадцать раз свои жёсткие латы, сверчок становится взрослым. Его монотонное «трюканье» — брачный крик. Два самца, встречаясь где-нибудь в тёмном убежище, дерутся, теряя при этом усы и крылья. Лишённый жестких передних крыльев, сверчок петь уже не способен, «трю-трю» — это трение друг о друга передних крыльев, одно из которых имеет насечки.
Питаются сверчки всякими крохами органической пищи. В деревенском доме под печкой им хватает вполне того, что прилипнет к ухвату. В зоопарке, я посмотрел, кормят их отрубями, морковкой, огурцами и яблоками.
Сверчки многочисленны в тропиках, там, где тепло и сыро. У нас сверчок довольствуется тропиками искусственными — живёт под печкой, в бане, в котельной. Сожительствуя, несколько насекомых имеют свои территории — «знай сверчок свой шесток». Хор сверчков может быть надоедливым, но одиночное монотонное «трюканье» связано в нашем сознании с теплом и покоем. И потому сверчок — сожитель в деревенском доме желанный. Городская среда для него представляет меньше удобств. Но многие наверняка слышали, проходя по улице летней ночью, поэтичное «трюканье». Это он, сверчок!
Однажды знакомые звуки я услышал в громадном здании телецентра. И очень обрадовался — надо же, в царстве металла, пластиков, электроники приютился неунывающий музыкант! Вечерами мы даже специально ходили к знакомой двери послушать сверчка. А однажды не удержались — и постучали... сверчком оказался электронный прибор, издававший очень похожие звуки.
В Москве я знал двух людей, державших сверчков «для уюта» в маленьких клетках. И как-то прочёл: «Предприимчивый англичанин наладил продажу сверчков новоселам многоэтажных домов».
Есть ещё сверчки полевые. Внешность их несколько отличается от нашего доможила — окраска тёмная, почти чёрная, живут в земляных норках. Но тоже певцы, оттеняющие тишину летней ночи.
Песня сверчка — поэтический символ. Улыбаешься, вспомнив: прозвище Пушкина-лицеиста было Сверчок. Хорошее, необидное, свойское слово.
Неодетая весна
Пора эта очень недолгая — дней десять всего. Снег земля скинула, а в зелень ещё не оделась. Половодье утихло, но в бочагах и канавах много воды. Вода сочится под сапогами. В посветлевшую воду глядятся ивы и ольхи. Преобладающий цвет у земли — рыжевато-белёсый. Полеглые, отбелённые снегом травы, листья и бурьяны подсыхают, хрустят под ступней. А там, где снег ещё только сошёл, рыжеватая корка земли хранит отпечаток великой мышиной жизни под снегом: туннели, гнезда из мягких стеблей, шахты, кладовки, трассы отважных странствий. Зимой только лисы знают про эту жизнь. Теперь же мышиные царства доступны глазу. Они похожи на древние городища, лишённые жизни. Но ведь не смыли же вешние воды мышиный народец, где-то он тут, под ногами — затаился, укрылся от снежной воды.
Вороны, сидящие неподвижно в центре мышиного государства, отлично знают: терпенье вознаграждается. И вот одна из них шумно взлетела с добычей видно, как возле клюва мотается гибкий мышиный хвост.
Неодетый лес прозрачен, светел и голосист. Горланят дрозды, свищет скворец, рюмит перед дождиком зяблик. На гулком сосновом суку творит любовную песню дятел, кричат чибисы на опушке, звенит невидимый жаворонок. Среди громких и сильных звуков вдруг слышишь шорох. Кто бы это?.. Да муравьи! Дубовые листья возле прогретого солнцем жилища подсохли, муравьиный топот по ним отчетливо слышен. Нагнувшись, видишь муравьиные караванные тропы. Чем жарче солнце, тем оживлённей мелкий лесной народец.
Лимонного цвета бабочка замелькала между деревьями. Провожая её глазами, вдруг видишь в буроватом сквозящем пространстве брызги лилово-розовой краски. Цветёт волчье лыко. Цветут в это время ещё орешник, осина, жёлтыми звездами на суглинистых бугорках показала цветы мать-и-мачеха. Но царствуют в неодетом лесу цветущие ивы. Семейство у этих кустов и деревьев большое — ива ломкая, ива шелюга, ива бредина... И цветенье многообразное: то видишь большие жёлтые фонари, то жемчужную мелкую россыпь. То большие серебряные барашки. Мягкая «шёрстка» на этих цветах — утепленье на случай морозов.
Буровато-рыжее время... На припёках, однако, прошлогоднюю ветошь уже проткнули зелёные шильца травы, показалась молодая крапива, и уже до предела набухли древесные почки. Дело теперь за теплом. Два-три погожих солнечных дня — и землю накроет пахучий зелёный дым. Время неодетой весны истекает: зелёный дым и следом зелёный шум. А потом и всё остальное, что приносит на землю раньше и раньше встающее солнце.
Литература
1. Песков В. Бежин луг / Пионер. - 1968. - № 11.
2. Песков В. Бежин луг / Комсомольская правда, 22 ноября 2012 / http://www.orel.kp.ru/daily/25989.3/2919642/
3. Песков В. Дороги и тропы / Роман-газета. - 1976. - № 11.
4. Каурова Г.К. Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 3. П - Я. - М., 2005.
5. Рогожкин А. Родом из детства / Юный натуралист. - 1980. - №3.
6. Томановская Н. Прочти эту книгу и ты! / Костёр. - 1984. - № 7.