Хорошо иметь дружный класс. Такой, как у Вити Гончарова, например. А ещё хорошо весело и с толком проводить школьное время. Придумывать интересные соревнования и добиваться поставленных целей. Так или почти так получается в рассказах «Две декады» и «Разминка».
Марина Вишневецкая
Две декады
Я года два назад книжку одну читал. Там главный герой говорит своему другу: «Женщины — это яд. От них все наши несчастья». Ну, я тогда маленьким был, хмыкнул от удивления и дальше читать стал. И вот только теперь я понял всю глубину этой мысли.
Буквально неделю назад Ленка Птичкина вывесила в классном уголке объявление: «С сегодняшнего дня в нашем классе проводится декада рыцарства. Самый вежливый и самый благородный мальчик будет назван рыцарем 7-го «А». Члены жюри — вся прекрасная половина класса».
Я подошёл к объявлению как раз, когда Борька Толмачёв, зачеркнув слово «прекрасная», старательно выводил «ужасная».
— Толмачёв,— невозмутимо процедила Ленка,— итак, у тебя минус три очка.
Ну, вот, думаю, началось... И действительно, не успел я толком подумать, что именно началось, как из другого конца класса Люська Телегина вдруг как завопит:
— Гончаров! У меня упал карандаш куда-то. Помоги мне, пожалуйста, его найти...
— Чего? — возмутился я.
— Можешь заработать шесть очков,— тут же прикинула Птичкина.
— Чего? — повторил я.— Очень надо!
Но в тот же момент Борька срывается с места. Как под вражеский танк, бросается под Люськину парту, собирает на себя всю пыль в радиусе трех метров и, очень довольный собой, протягивает ей карандаш.
Да, Люська ему нравится. Да, он для неё не то что карандаш — он для неё четвёртую сторону в треугольнике найти может... Но так предать друга! Я уже направился было к Борьке, чтобы сказать ему всё, что я о нём думаю, как в класс ввалился Костя Гаевский, и не просто ввалился, а с портфелем Верки Волковой в руках! Девчонки завизжали от восторга и стали наперебой выкрикивать, как на аукционе:
— Десять очков! Нет, пятнадцать!
...Весь этот день я сосредоточенно думал.
Что ж это такое получается? Мальчишки, причём все до одного, на поводу у этой прекрасной половины — это раз! Я на этом фоне выгляжу белой вороной — это два! Борька — предатель и Дон Жуан! Это три! Надо что-то предпринять, пока мои товарищи окончательно не свихнулись,— это четыре! Но что? Что?.. К вечеру меня осенило. Я бросился к телефону и позвонил Птичкиной.
— Ты умеешь хранить тайну? — суровым голосом прошипел я в трубку.
— А что?— попыталась перейти к делу Ленка.
— А то, что я хочу тебе кое-что сообщить!
— Я вся внимание и могила,— поклялась Птичкина.
— Ну так вот,— начал я.— Мы, то есть мальчишки, проводим в нашем классе подпольную декаду гордости и неприступности: хотим определить самую гордую девчонку 7-го «А». Такую, чтоб и портфель свой никому не разрешала носить и в дверях не позволяла себя вперед пропускать...
— А почему ты все мне выбалтываешь, если декада ваша подпольная? — удивилась Ленка.
Хм, что же ответить? Пришлось выкручиваться на ходу:
— Это просто вынужденная мера. У вас ведь у каждой уже по минус семьдесят очков.
— Это почемуй-то?
— А потому: одна просит карандаш поднять, другая намекает, чтоб за неё с доски стёрли... Мы же не можем итоги подводить, у всех одни минусы!
— А-а...— согласилась Птичкина,— тогда конечно. Ну, спасибо тебе... Витя. Я учту.
С Ленкой я учился уже шесть с половиной лет и отлично знал, что сознательность не позволит ей скрыть эту тайну от остальных. Короче говоря, на следующий день о моей «нелегальной» декаде знала вся так называемая прекрасная половина. В то же время другая половина ни о чём и не догадывалась! Все пять переменок я умирал от смеха, наблюдая, как Гаевский безрезультатно выпрашивает у Верки Волковой портфель, а Борька, тоже безуспешно, дежурит у парты Телегиной в надежде, что Люська что-нибудь уронит. Одним словом, декада рыцарства срывалась наилучшим образом. Мальчишки ничего не понимали, а девчонки были очень довольны собой. Каждая из них считала именно себя наиболее неприступной.
Но вечером того же дня звонок Птичкиной испортил мое хорошее настроение.
— Отменяйте вашу декаду,— потребовала она,— а то вы нашу сорвёте. Сегодня никто из вас ни одного очка не заработал.
— Нет,— говорю,— мы свою отменить не можем. Лучше вы свою переносите... То есть я бы, пожалуй, согласился нашу отменить, да мальчишки против будут. И потом, вы молодцы: теперь у многих уже не минус семьдесят, а минус сорок. А у тебя, Ленка, вообще минус двадцать уже.
Тут, чувствую, Птичкина задумалась, но потом:
— Нет,— говорит,— мы свою декаду перенести не можем. Она уже у Марьи Павловны в плане воспитательной работы стоит. Так что давай по-хорошему договариваться...
— А ты,— говорю,— Марьей Павловной на испуг не бери. Ты,— говорю,— давай не очень... А то мы вам не декаду, а целый месячник гордости и неприступности объявим! Вот тогда покукарекаете...
Короче говоря, мы с Ленкой так ни о чём и не договорились. Но она, как выяснилось, на этом не успокоилась и стала обзванивать остальных мальчишек. Позвонила Толмачеву. Тот, конечно, «как?», «когда?»; Гаевскому позвонила — тот тоже «кто?», «где?»... В общим, за один вечер Птичкина услышала столько вопросительных местоимений и наречий, что другому бы их хватило на всю жизнь.
...Не вдаваясь в подробности, скажу, что бить меня не стали: то ли мальчишки проявили рыцарство, то ли девчонки — гордость.
А рыцарем 7-го «А» они назвали Костю Гаевского. Меня, правда, тоже не забыли: прекрасная половина объявила меня победительницей декады гордости и неприступности.
Разминка
Захожу я как-то на большой перемене в класс, а там творится что-то невообразимое: Митька Голицын со своей парты орет и кулаками размахивает. Борька Толмачёв с подоконника надрывается, да так, что вот-вот свалится, девчонки визжат, а Ленка Птичкина (наверно, уже охрипшая) выводит мелом на доске: «Пожалуйста, замолчите!» И только наш местный всезнайка Костя Гаевский очень снисходительно наблюдает за всем этим со стороны. Ну, я к нему, конечно.
— Что,— говорю,— случилось? Неужели карантин?
— Нет,—отвечает.—Просто нас вэковцы в КВН играть вызвали.
Я даже свистнул от удивления. Но как только пришёл в себя, тоже залез на свою парту и начал что-то орать. А так как начал я последним, то, когда уже все охрипли, я ещё держался.
— Не ударим лицом в грязь,— говорю,— покажем этим вэковцам, этим хвастунам и гордецам, что такое аковцы!..
Все в знак согласия что-то зашептали. Ну, то есть они, конечно, хотели закричать, но из этого ничего не вышло. А Птичкина снова стала выводить на доске: «Надо выбрать капитана. Предлагаю Гончарова».
— Меня, что ли? — не понял я.— Да я ведь не находчивый... хотя и весёлый.
— Конечно, тебя,— шипит Толмачёв.— И внешность у тебя подходящая...
— И вообще ты подходишь,— прокашлял Гаевский.—А с завтрашнего дня мы начнем тебя разминать.
— Точно! Начнём! — зашептали все.
И в самом деле, назавтра на первом же уроке я получил записку: «Что тоньше комариного носа?» А что, думаю, вправду тоньше? Волос? Не смешно. Паутина?.. Я так сосредоточенно соображал, что наш математик Антон Петрович сказал:
— Молодец, Гончаров. Ты ещё никогда с таким усердием не работал на уроке.
Это меня немного отвлекло, но всё же я придумал ответ: «Тоньше комариного носа юмор вашего капитана».
На переменке все стали хвалить меня. Но тут Толмачёв сделал почему-то стойку на руках и почесал левой ногой правую.
— Что это значит? — спросил он, возвращаясь в исходное положение.
— В самом деле, что это значит?! — завозмущалась техничка тетя Шура и уволокла Борьку в сторону кабинета директора.
— Тридцать секунд на размышление! — всё же успел прокричать тот.
Все смотрели на меня.
— Это значит,— стал соображать я.— Это... Это... Борька показал, как он шевелит мозгами.
— Ответ на троечку,— прорезюмировал Гаевский, и почти все с ним согласились.
— Будем тебя усиленней разминать,— вздохнула Птичкина и три раза прокричала петухом.— Что это такое?
Короче говоря, так прошёл весь день. К последнему уроку мне уже и не требовалось тридцати секунд: мои ответы буквально опережали вопросы. Когда на истории я отвечал на одиннадцатый пункт задания, присланного Гаевским, меня вызвала Елена Николаевна.
— Чем ты можешь объяснить, Гончаров,— спросила она,— рост авторитета России во время правления Петра Первого?
— Ростом самого Петра,— ответил я.
Класс взорвался. Все радостно переглядывались: они видели плоды своих стараний. А я... В кои-то веки человек выучил историю... и — вот тебе на!—мдоразминался...
А Елена Николаевна продолжала:
— Тогда вспомним что-нибудь из старого материала. Не скажешь ли ты, в чём заслуга Александра Невского?
— Как же не сказать? — говорю.—Если б не он, Нева, может, до сих пор без названия была бы...
Елена Николаевна молча покачала головой, и я понял, что на сегодня мой исторический юмор окончен...
КВН мы всё-таки у вэковцев выиграли! Только вот капитаном был Борька Толмачёв. Потому что меня за снижение успеваемости отстранили.
