Когда читаешь трилогию Юрия Германа о врачах, безусловно веришь слову автора. Да, так оно и было. Трудно, насыщенно, многогранно… 

Тогда, в те далёкие, отстоящие от сегодняшнего дня времена так формировался советский человек. Перед ним вставали новые задачи: найти своё место в жизни и настоящее дело, которому можно было служить беззаветно.

Писатель не скрывает, как трудно было переносить тяжести войны, залечивать раны и переживать личные потери, как трудно восстанавливать мирную жизнь, ведь приходилось брать на себя ответственность за многое, если не за всё. Всем, кто собирается пойти на врача, советуем прочесть книги Юрия Германа о медиках, потому что они пример верности врачебному долгу и профессии. Готовы ли вы следовать этим принципам?

Чтение произведений прозаика помогает представить разные события из истории нашей Родины: эпоху Петра I (роман «Россия молодая»), время советских строек, военное лихолетье, дни блокады Ленинграда, мирное восстановление страны. Перед читателем разворачивается быт простых людей. Вымышленные герои кажутся реальными людьми, интересными, сложными, неуступчивыми, целеустремлёнными, способными любить, работать, отстаивать правду и справедливость, жертвовать собой, выбирать не личное счастье, а общественное благополучие. Они проходят через многие испытания и знают, что такое подлинное геройство, в чём секрет победы в Великой Отечественной войне.

По книгам и сценариям Юрия Германа сняты замечательные кинокартины. По ним можно изучать историю страны, воспитывать молодое поколение, находить вдохновение для творчества и достижений.

Будущий писатель, 5-летний Юрий, /справа/ и его двоюродный брат Костя Клуге. 1915г.

Юрий Павлович Герман (1910–1967) родился в Риге в семье офицера русской армии и преподавательницы русского языка в гимназии. Ему с малолетства пришлось «побывать» на фронтах Первой мировой, где воевал отец, а мать служила сестрой милосердия.

Детские годы будущего писателя прошли в Курской области, куда переехала семья и где отец служил фининспектором. Здесь юноша окончил школу, играл в драматическом кружке, пробовал печататься в периодике, даже написал свой первый роман «Рафаэль из парикмахерской». Потом он поступил в Ленинградский техникум сценических искусств, но не принял методическую составляющую актёрского обучения и ушёл работать на завод, а в свободное время сочинял очерки и репортажи для малотиражных журналов и газет.

В 1931 году его роман «Вступление» прочёл Максим Горький и посоветовал молодому литератору быть внимательнее к бытовым подробностям. Так появились антифашистская повесть «Бедный Генрих», семейно-бытовой роман «Наши знакомые», книжки для детей: «Рассказы о первом чекисте», «Мой знакомый милиционер», «Секрет и Служба», «Часовые».

В одном из рассказов о пограничниках боец Левченко идёт в дозор и задерживает шпиона с помощью собаки Служба и почтового голубя. О преданной служебной собаке был написан сценарий фильма «Дай лапу, Друг», в котором все события показаны глазами пса и закадровый текст передан тоже от его имени.

В рассказе «Часовые» Юрий Герман пишет о семилетнем Бобке, который с мамой жил в Ленинграде, а папа его был начальником пограничной заставы на Дальнем Востоке. В письмах отец звал Бобку в гости и присылал то мёд и мармелад, то разные игрушки: детский наган, винтовку с затвором и ремнём, сделанный из дерева пулемёт, саблю, фуражку со звездой. А мама из старой гимнастёрки отца сшила ему форму совсем как у пограничника. И вот летом за Бобкой приехали двое военных, с которыми он едет на поезде к отцу. Много узнаёт мальчик историй про часовых нашей Родины и даже сам принимает участие в событиях на заставе.

Ю.Герман с сыном Алешей на борту эсминца «Гремящий» в Архангельске. 1943г.

В годы Великой Отечественной войны писатель служил военным корреспондентом на Северном флоте: посещал разные участки фронта, ходил в походы на боевых кораблях, успевал писать статьи для ТАСС и художественные произведения.

В 1944 году в журнале «Пионер» был напечатан рассказ «Петька», в котором речь шла о военных лётчиках, чьи семьи остались на оккупированных врагом территориях. Собравшись вместе, они говорили о доме, детях, ждали писем от родных. Каждый офицер по просьбе сотрудницы Детского дома щедро отдаёт денежное довольствие на содержание детей и решает усыновить по одному из сирот. Только офицеру Иванову очень хотелось усыновить мальчика по имени Петька, так звали его сына. Но как только он видит мальчика Серёжу – голубоглазого блондина, который так и не смог опомниться от того, что пережил, то без сомнений соглашается на усыновление, забыв о своём условии.

«Сердце у Иванова билось так громко, что он слышал его удары и слышал, вернее, чувствовал рукой, как колотится маленькое сердце человека, сидевшего у него на коленях».

Взрослому человеку не удаётся сдержать слёз и скрыть от Серёжи своё искажённое горем лицо, ведь ему неизвестно, что случилось с его женой и сынишкой. Второй раз он приезжает уже по поручению своих товарищей. И в момент знакомства с их ребятишками, Иванов в одном из детей неожиданно узнаёт собственного сына Петьку.

«Что-то больно кольнуло Иванова, он вскрикнул и рванулся: перед ним на полу, насупленный и чем-то недовольный, стоял его Петька – один Петька из тысячи Петек, неподражаемый, курносый, лопоухий, стоял и собирался реветь».

Найден сын, жива, хоть и ранена и находится в больнице, его жена. Как поступить офицеру в этом случае? Теперь он не может не усыновить мальчика по имени Серёжа.

В рассказах «Часовые» и «Петька» отец мальчиков Бобки и Петьки носит одинаковую фамилию – Иванов – неслучайно. Это самая распространенная фамилия в нашей стране, а жизненный путь офицера пограничника и военного лётчика типичен для миллионов воинов, имеющих не исключительный, а советский характер.

Юрий павлович Герман. 60-е годы.

В 60-е годы в архиве писателя была найдена рукопись детской повести «Вот как это было». Она рассказывала о жизни семилетнего мальчишки ленинградца, пережившего блокаду родного города. Среди событий книги и первая бомбёжка, и ранение мальчика в больнице, где он лечился от скарлатины, и учёба в школе, и концерты ребятишек в госпитале для раненых, и встреча победителей, прорвавших кольцо блокады. Мишка знал подробности ежедневных событий из будней мамы, бойца местной противовоздушной обороны, которая обезвреживала фугасные бомбы, отца-пожарника, редко приходившего домой, знакомого милиционера Ивана Фёдоровича, не бросавшего свой пост. Теперь читатели могут познакомиться с этой повестью, впервые опубликованной после смерти автора в 1978 году.

Читая книги Юрия Германа, мы сравниваем его время со своим, и жизнь поколения, к которому принадлежал писатель, оказывается очень интересной и познавательной.

Юрий Герман

Петька

Выйдя из машины и доложив майору Синцову всё, что положено докладывать начальнику, Иванов потолковал с техниками, которые считали пробоины в плоскости, и сокращая от нетерпения путь, зашагал снежной целиной к землянке. Сегодня был почтовый день, и кто его знает: вдруг и в самом деле письмо?..

В землянке горела сильная лампочка, и Иванов заметил, что лейтенант Кухаренко сразу же отвёл в сторону глаза. Значит, почта была, но ему письма нет.

Поговорили о сегодняшних полётах, о сводке, о Ленинграде. Иванов хмурился, пил чай, думал о своём. Потом спросил:

– Никто из наших ничего не получал?

«Наши» – это были те самые, семьи которых остались на территории, оккупированной немцами. Кухаренко теперь не принадлежал к «нашим» – его жена нашлась.

– Нет, – сказал Кухаренко, никто ничего не получал, так что я лично думаю, отчаиваться никогда не следует, может ещё и вырвалась.

Глаза Иванова засветились. Ему так хотелось, чтобы разговор об этом продолжался…

Слушая Кухаренко, Иванов согласно и понимающе кивал головой, поддакивал, а иногда вставлял свои замечания. Так они говорили до тех пор, пока из соседнего отделения не открылась дверь.

– Пожалуйста, сюда, товарищи! – простуженным голосом сказал капитан Хромов. – Тут у нас гость прибыл, вас просят.

В отделении капитана Хромова стояло и сидело несколько лётчиков, и было так тесно, что Кухаренко и Иванов едва втиснулись и тотчас же отыскали гостя. Это была небольшая девушка в тёплом платке, очень румяная, с длинными ресницами и насупленными бровями. Она писала самопишущей ручкой на большом листке бумаги, а лётчики диктовали ей свои фамилии, и в голосах у них было что-то не совсем обычное, немного даже торжественное. Девушка писала и деловито спрашивала:

– Какую сумму желаете переводить? Аттестат или деньгами будете переводить? Кто следующий?

– Следующие Иванов и Кухаренко, – сказал капитан Хромов. – Только они ещё не знают, в чём дело.

Девушка отложила свою самопишущую ручку и стала объяснять, что по инициативе некоторых командиров многие товарищи усыновляют сейчас детей, потерявших родителей по вине фашистов.

– Я лично, – продолжала девушка, – представитель Детского дома имени товарища Крупской.

– Всё понятно, товарищ Мухина, – сказал капитан Хромов, – короче – сироты! Кто желает, может усыновлять. Желаете, лейтенант Кухаренко?

– Желаю, товарищ капитан, – сказал Кухаренко.

– Мальчика или девочку?

– Всё равно, сказал Кухаренко. И улыбнувшись, добавил:

– Покурносее чтобы ребёнок! Мы с женой очень курносых ребят уважаем.

Потом записали и Хромова.

Через несколько минут очередь дошла и до Иванова. Очень волнуясь, он сказал:

– Да, прошу меня тоже зачислить, передаю аттестат полностью.

– Не зарывайтесь, Иванов, сказал Хромов, – что значит полностью? А сами на что будете жить? Семьдесят пять процентов он вносит.

Мухина всё писала. Кончик носа у неё стал блестеть, на лбу выступил пот.

– Особые замечания будут? – спросила девушка.

– Да, – смущаясь, сказал Иванов, – попрошу заметить: если будет мальчик по имени Пётр, Петька, то его мне… Так сказать, в усыновление. По возможности!

– Редкое имя, – с сожалением в голосе сказала Мухина, – не знаю даже, что и делать. Юриев у нас много, Май есть, Электрон даже, а вот Петька… Не припоминаю, есть или нет.

– В общем, это неважно. Это я так, совершенно между прочим.

– Не обязательно?

– Нет, конечно.

В землянке стало совсем тихо. Все понимали, почему Иванов сказал насчёт Петьки.

Через несколько дней лётчики получили пачку писем из Детского дома имени Крупской. Большими крупными буквами Мухина писала каждому в отдельности. Хромову она писала, что он получил мальчика Юрия, четырёх лет, характер весёлый, шалун, выговаривает все буквы, но после «эр» обязательно прибавляет «эл», например, не сковородка, а «сковорлодка», не граната, а «грланата». Хромов, прочитав эти строчки, захохотал.

– Это как же понять, товарищи командиры? Это значит, я теперь не капитан Хромов, а какой–то бог его знает «Хрломов? А? Сковорлодка… Скажи, пожалуйста!

Кухаренко получил курносого Петра полутора лет, Иванов – Сергея. В письме Мухина писала, что так как желание насчёт имени было не обязательным, а Кухаренко настаивал на курносом ребёнке и значился в списке раньше Иванова, то Пётр теперь усыновлен Кухаренко. Дальше шли подробности насчёт Сережи: блондин, голубоглазый, серьёзный, до сих пор не может опомниться от того, что пережил….

Через неделю Иванов был командирован в город Н. От 14.00 до 17.00 оказалось свободное время, и, побрившись в штабной парикмахерской, он поехал в Детский дом имени Крупской.

Няня провела его в приёмную. Он сел на стул возле окна и стал ждать своего Серёжу.

Наконец матовая стеклянная дверь отворилась, и няня ввела в комнату голубоглазого худенького мальчика.

– Вот, – сказала она, – вот вам Серёженька.

И, вложив руку мальчика в большую, сильную руку лейтенанта, быстро и тихо вышла, утирая на ходу слёзы.

Несколько мгновений Сережа стоял перед лётчиком, потом Иванов сказал ему: «Иди, брат, сюда», – и посадил его на колени, не выпуская тёплой ладошки мальчика. Сережа сел и притаился как мышь. Сердце у Иванова билось так громко, что он слышал его удары и слышал, вернее, чувствовал рукой, как колотится маленькое сердце человека, сидевшего у него на коленях. Серёжа молчал. Иванов тоже молчал, но сильные руки его всё крепче и крепче приживали к груди тело Серёжи, из глаз внезапным и неудержимым потоком полились едкие горячие слёзы, в груди захрипело. Иванов попытался отвернуться, но не успел. Серёжа увидел искажённое горем лицо, вцепился пальцами в гимнастёрку у плеч, сказал: «Дяденька, ну, дяденька!» – и сам заплакал, глядя в глаза Иванову, и всё теснее и теснее прижимался к нему.

Через несколько минут Иванов поднялся. Слёзы облегчили его, теперь ему стало вдруг легко и спокойно на сердце. Серёжу он держал на руках и вместе с ним пошёл к двери, чтобы выполнить поручение капитана Хромова и Кухаренко – посмотреть их детей и доложить «подробно, толково и серьёзно», как приказал капитан.

В дверях он встретил Мухину, и она тотчас привела ему того самого Юрия, который, который вместо Хромов говорил «Хрломов». Пока Иванов говорил с капитановым мальчиком, няня привела курносого Петю и сказала:

– А вот Петя, посмотрите, пожалуйста.

Рисунок Н. Петровой

Что-то больно кольнуло Иванова, он вскрикнул и рванулся: перед ним на полу, насупленный и чем-то недовольный, стоял его Петька – один Петька из тысячи Петек, неподражаемый, курносый, лопоухий, стоял и собирался зареветь. Иванов задохнулся, попытался поставить Серёжу на пол, но тот вцепился в его шею, что было сил, и не отпустил.

– Час от часу не легче, – сказала няня, – ваш, что ли? Опознали?

– А мать где? – хриплым голосом спросил Иванов. – Жива?

– В больнице она тут, – сказала Мухина, – сейчас можно к ней поехать. Ничего, поправляется. Так ваш он, что ли? Вы хоть скажите!

Но Иванов не сказал. Он поставил Серёжу, у которого дрожали губы, и быстро пошёл из комнаты, дошёл до середины, круто обернулся, посмотрел на Серёжу, на Петьку и выскочил в раздевалку.

…Ночью, сонная, уже другая няня отворила ему тяжёлую парадную дверь. Он спросил, где дети. Она поглядела на него как на сумасшедшего и сказала, что в эту пору все дети обычно спят.

– Это правильно, – поспешно согласился Иванов, – это точно. А товарищ Мухина тоже спит?

Мухину няня разбудила, и та вышла к Иванову.

– Нашли жену? – спросила она.

– Точно! – последовал ответ. – Теперь уже поправляется.

Помолчал и быстро добавил:

– Мы с женой решение приняли такое: хотя Петька мой нашёлся, Сергея мы также усыновляем. Потому что Петька, по правилам, никем не может быть усыновлен, он ведь не круглая сирота, это жена моя просто так думала, что я уже на свете не живу и что пусть, коли она помрёт, его лётчики возьмут. Так что решение наше насчёт Серёжи не изменилось. А что касается до Кухаренко, то я так думаю, что ему ребёнок ещё найдётся, кроме моего Петьки!

 

Литература

  1. Герман Ю.П. Петька: рассказ // Костёр. – 1944. – № 2.
  2. Герман Ю П. Часовые. – Москва; Ленинград: Детиздат, 1939. – 68 с. 
  3. Литературная карта курского края / Юрий Павлович Герман // Сайт Курской областной научной библиотеки им. Н.Н. Асеева /https://kurskonb.ru/our-booke/site/persons/ug.html

Яндекс.Метрика