Дата 19 октября связана с лицейским периодом жизни и творчества А.С. Пушкина.
Если вы думаете, что лицеистам было легко учиться, то это не совсем так или, скорее, совсем не так.
Например, выпускные экзамены в 1817 году включали 15 предметов.
Жизнь мальчиков была строго определена порядком, даже во время каникул, которые длились всего один месяц в году, они не могли покидать стены Лицея.
Пришли они в Лицей совсем детьми: Аркаше Мартынову, Косте Данзасу и Саше Корнилову было всего по 10 лет, остальным 11—13. Самому старшему, Ивану Малиновскому — пятнадцать. Как и все мальчишки, они шалили, подшучивали друг над другом, ссорились, мирились. Бывали различные забавные случаи. Вспомним некоторые из них.
Речь на открытии Лицея 19 октября 1811 года держал профессор Куницын. «Любовь к славе и отечеству должны быть вашими руководителями», — так обратился он к 30 студентам, к будущим «столпам Отечества». И начались годы славного лицейского братства, описанные во многих книгах самыми разными авторами.
Скоро любовь к Отечеству стала для лицеистов живым понятием. В 1812 году над Россией грянула «гроза двенадцатого года» — война с Наполеоном. Пушкин, его друг Пущин и Малиновский задумали побег — бить французов, подобравшихся к Москве.
Уже уложены вещи, уже выработан план прохода через французские патрули, но... их поймали и вернули в «родные пенаты».
Позднее Пушкин напишет: «И в сень наук с досадой возвращались, завидуя тому, кто умирать шёл мимо нас...» Оставалось только мчатся после уроков в газетную комнату, и там жадно ловить новости: как там наши, проходившие мимо стен Лицея на войну?
Но вот настаёт день, когда директор говорит: «Друзья мои! Сегодня, в первую годовщину нашего Лицея, получено долгожданное сообщение: Наполеон покинул Москву!» Последние слова потонули во всеобщем ликовании. А через два года война закончилась совсем.
Лицеисты же за это время выдержали свой первый бой — с инспектором по нравственной части Пилецким, который следил за каждым шагом воспитанников. На одном из уроков он отобрал бумаги Дельвига и унёс с собой.
— Что же это? — вскричал Пушкин. — Так он и письма наши начнёт вскрывать?
Лицеисты, собравшиеся группкой, пошли к директору, поставив жесткий ультиматум. Или Пилецкий покидает Лицей, или все они, как один, навсегда уходят из этих стен. На успех никто не рассчитывал да и не думал: просто никто не мог сдержать негодования. Пилецкий же неожиданно собрался и уехал из Лицея — навсегда.
А вот ещё какой произошёл случай.
В день открытия Лицея 19 октября 1811 года после торжественной церемонии, императрица-мать пришла в столовую посмотреть, как кормят мальчиков. Она была немкой по происхождению и по-русски говорила не очень правильно. Подойдя к самому маленькому — Корнилову, она спросила: «Карош суп?» Мальчик от растерянности ответил по-французски: «Да, мосье». Кое-кто из лицеистов фыркнул, а царица, улыбнувшись, пошла дальше. А за Корниловым на годы сохранилась кличка «Мосье».
Прозвища начали появляться с первых дней, так было не только с Корниловым.
Пушкина, например, сразу стали звать «Француз», ведь ещё до прихода в Лицей он уже прекрасно знал этот язык. Позже из-за его живости и непоседливости появилось прозвище — «Егоза». А когда он проявлял свой вспыльчивый неукротимый характер, ему говорили: «Смесь тигра с обезьяной».
Миша Яковлев очень похоже и смешно изображал буквально всех, и его прозвали Паяц. Лучший ученик Владимир Вольховский сначала получил прозвище Разумница, а позже — Суворочка, потому что при внешней хрупкости и небольшом росте обладал сильным характером и несгибаемой волей, напоминая этим Суворова.
Князь Горчаков много внимания уделял тому, как он выглядит, за что наречён был Франтом. Серёжу Комовского за ябедничество и приставания звали Лисой и Смолой.
Смелый, отчаянный и драчливый Иван Малиновский получил кличку Козак, а крупный и ленивый Данзас — Медведь. За мечты о море будущего адмирала Федора Матюшкина звали «Плыть хочется». Ласково, но с ехидцей — Олосенькой называли Алексея Илличевского.
Прозвища были у всех. Некоторые даже не нуждаются в пояснениях: Иван Пущин — Большой Жанно или Иван Великий. Антон Дельвиг — Тося, Тосенька. Кюхельбекер — Кюхля, Мясоедов — Мясожоров или Мясин.
В Лицее увлекались сочинительством. Писали стихи, прозу, так называемые «национальные», то есть лицейские песни, басни, эпиграммы. И на уроках иногда давали такие задания. Однажды темой сочинения был восход солнца. Мясоедов встал и прочел единственную строчку: «Блеснул на западе румяный царь природы». Услышав, что солнце у Мясоедова восходит на западе, все дружно расхохотались, а Пушкин (по другим источникам это был Илличевский) приделал окончание:
«И изумлённые народы
Не знают, что им предпринять:
Ложиться спать или вставать».
Один из ближайших друзей Пушкина Антон Дельвиг был увальнем, готовым в любой момент от своей мечтательной дремоты перейти к шалостям. На одном уроке латыни он не был готов отвечать и спрятался под парту, да там и заснул. Случай этот долго был предметом шуток.
Когда же выяснилось, что Дельвиг тоже пишет стихи, появились такие строчки:
«Ха-ха-ха, хи-хи-хи!
Дельвиг пишет стихи».
Но к концу учебы Антон Дельвиг уже считался вторым после Пушкина лицейским поэтом.
Как-то осенью с Пушкиным произошла история, о которой узнал сам император Александр I.
У одной из фрейлин — княжны Волконской — была очень милая горничная Наташа. В тот вечер Пушкин, услышав в темноте перехода шорох платья, вообразил, что это Наташа, бросился к ней и невиннейшим образом поцеловал. Вдруг рядом распахнулась дверь, и озорник с ужасом увидел, что это не Наташа, а сама престарелая фрейлина. Он настолько опешил, что бросился бежать, даже не извинившись. Царь был в гневе.
Директор старался смягчить вину Пушкина и просил разрешения у царя насчет извинительного письма. Император согласился.
Унылыми осенними вечерами лицеистам было особенно грустно. В один из таких вечеров кто-то из мальчиков придумал сварить сладкий хмельной напиток «гоголь-моголь». С великим трудом удалось достать бутылку рома, сахар, яичные желтки. Напиток оказался столь крепок, а веселье лицеистов столь бурным, что один из гувернеров обратил внимание на излишнюю веселость воспитанников. Пушкин, Малиновский и Пущин взяли вину на себя. И надо сказать, были строго наказаны.
Пушкин после этого «праздника» заболел, товарищи навещали его в лазарете, а он читал им свои новые стихи, которые не переставал писать все лицейские годы. Уже тогда было ясно, что он — поэт. «Мне жребий вынул Феб, и лира мой удел», — так скажет он о себе в 1816 году.
Но история эта под названием «Гогель-могель» запомнилась всем ещё и потому, что Пушкин написал о ней стихи, в которых поэтически изобразил пиршество и дал характеристики своим товарищам. Стихи назывались «Пирующие студенты», все лицеисты предстают словно живые.
Случались, конечно, и нелепые происшествия. Так Кюхля, на которого Пушкин собрал и собственноручно выпустил целый сборник эпиграмм, побежал топиться в пруд. Он был высок, и вода в пруду едва дошла ему до колена. Тогда он лег лицом вниз, но воде пошли пузыри. Кюхельбекера вытащили, привели в чувство, успокоили. Все примирились, но эпиграммы на него в лицейских рукописных журналах «Юные пловцы» и «Лицейский мудрец» появляться не перестали. А за одну такую эпиграмму друзья Пушкин и Кюхельбекер, уже взрослые, даже стрелялись на дуэли.
Свои стихи Александр Пушкин читал и на экзамене при самом Державине. Старик растрогался, хотел обнять нового поэта, но мальчик убежал. В тот же день на обеде у министра просвещения Разумовского состоялся такой разговор:
— Я хотел бы образовать вашего сына в прозе, — сказал Разумовский Сергею Львовичу Пушкину.
— Оставьте его поэтом! — горячо вмешался Державин.
И Пушкин остался поэтом — навсегда. Самым лучшим поэтом, без которого немыслима ни русская литература, ни сама Россия, ни жизнь любого человека, говорящего по-русски.
Лев Куклин
Лицеист
На бронзовой скамейке
Лежит узорный лист.
Присел на ту скамейку
Курчавый лицеист.
На бронзовую руку
Склонился головой...
Мы знаем: это — Пушкин,
Не бронзовый, живой!
Задумался о чём-то
Курчавый лицеист.
А старый сад дворцовый
Прохладен и тенист.
Стоят вокруг деревья —
Внимательны, тихи,
И клён всем нам читает
Лицейские стихи...
Леонид Агеев
* * *
Роняют перья гуси, пролетая…
Река течёт — столетья напоить,
не виден берег берегу — такая
могучая, попробуй переплыть!
А у её истоков — птичье пенье,
бездонных родников голубизна...
...Лицейские обгрызенные перья,
чернильница, бумага, тишина.