Эмиль Золя

Эмиль Золя — новатор в литературе, борец с несправедливостью, гуманист.

Упорство, воля и труд раскрыли талант этого необычного французского писателя.

Книги Эмиля Золя читать трудно, ведь он создатель натуралистических романов. В них реальная жизнь общества изображена так чудовищно подробно, так преувеличенно уродливо, что вызывает у читателя разные чувства: от грусти и сопереживания до шока и страха.

Писатель, преувеличивая, раскрывает низменные страсти человека, погружённого в пучину плотских радостей и утратившего духовный облик. В эпопее «Ругон-Маккары», состоящей из 20 романов, он развенчивает «блага культуры», рассказывая об истории одной семьи, а как выйти из окружающего зла — не показывает.

Эмиль Золя родился в 1840 году в Провансе. Именно городок Экс становится местом действия почти во всех его произведениях под вымышленным названием Плассан. Отец писателя был итальянцем, мать француженкой. От отца инженера он унаследовал склонность к идейным увлечениям, изобретательности и научности. После смерти отца семья оказалась в стеснённом положении, почти в нищете. Семилетний Эмиль на средства городского совета поступает в частный пансион Hотр-Дам колледжа Бурбона. В 1858 году юноша приехал из провинции в столицу с желанием прославиться. Но ему понадобилось пятнадцать лет упорства и трудолюбия, чтобы достичь поставленной цели. Чтобы сделать себе имя. Чтобы стать во главе  литературного направления. Чтобы привлечь в свои ряды сторонников.

А сначала он перебивается случайными заработками, служит писцом в доках, на скромное жалование снимает нетопленую мансарду, откуда виден весь Париж, питается хлебом и сыром, даже закладывает верхнюю одежду. Ни денег, ни ремесла, только отчаяние. Потом поступает приказчиком к книготорговцу Ашетту и поправляет своё материальное положение. Зачитывается романами Гюго, Флобера, Бальзака. По ночам пишет стихи, рассказы. Его первый сборник романтические «Сказки Нинон» испугал издателя сочувствием к жизни бедняков. Пришлось искать новый жанр, что-то такое необычное, о чём заговорила бы читающая публика.

По примеру «Человеческой комедии» Бальзака начинающий писатель задумал создать  историю семейного рода Ругон-Маккаров, в основу которой положил мысль о наследственной передаче потомкам тех или иных качеств, которые предопределяют их судьбу. Аделаида, дочь крестьянина, отец которой страдал безумием, выходит замуж за бедняка Ругона. Их сын Пьер женится на лавочнице Фелисате. Их потомки: делец-политик, министр внутренних дел Второй империи, авантюрист Эжен, которому нравилось «внушать ужас и душить целый народ толстыми пальцами буржуа-выскочки», биржевик Аристид, который мошенничеством и спекуляциями земельными участками наживает огромное состояние и разоряет сотни мелких вкладчиков. После смерти мужа Аделаида сходится с контрабандистом и пьяницей Маккаром. От их связи рождаются дочь Урсула, которая выходит замуж за шляпочника Муре, и сын Антуан, который женится на прачке Жозефине.

Эти две ветви одной семьи сильно различаются: в одной сыновья и внуки Пьера Ругона достигают богатства и власти, здесь преобладают хищнические инстинкты («Когда умертвили республику, они приняли участие в дележе добычи»), в другой же видны следы вырождения, безумства, идиотизма, это низы общества.

До выхода первого романа в 1871 году Эмиль Золя занялся журналистикой, критикой. Выступал в защиту Эдуарда Мане и ранних импрессионистов. Издал натуралистический роман «Тереза Ракен», который запомнился читателям. А потом каждый год выпускал по одному толстенному роману серии «Ругон-Маккары». Первые шесть романов успеха не имели, но неудачи не остановили Золя. Роман «Западня» всё изменил: о нём заговорили, заспорили. В нищете живёт прачка Жервеза Маккар, её муж, кровельщик Купо, упав с крыши, ломает ногу. Без работы он пропадает в кабачке «Западня» и гибнет от алкоголизма.

С романом «Нана» финансовое положение писателя становится прочным. Когда-то голодавший Золя смог приобрести дом в городе Медан. Здесь он написал романы «Женское счастье», «Жерминаль» и другие. На страницах его эпопеи представлены все классы общества, показан Париж с его улицами, рынками, магазинами, вокзалами, биржей, а персонажей введено около 1200 человек.

Писателю приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы донести свои идеи «новой» прозы, так называемого «экспериментального романа». Он познакомился с И.С. Тургеневым и посылал в российский журнал «Вестник Европы» свои корреспонденции и несколько романов. В обратном переводе с русского на французский они перепечатывались парижскими журналами. Когда в 1880 году роман «Нана» был распродан огромным тиражом, надобность в российской поддержке отпала. Читатели были возмущены историей куртизанки, салон которой посещают влиятельные лица империи, одержимые сладострастием.

Золя придумал «натурализм», решив превзойти привычный «реализм». Особенность «натурализма» Золя — это действительность, преображённая темпераментом художника. «Экспериментальный роман», по мнению писателя, продолжал и дополнял работу физиологии, заменяя изучение абстрактного человека изучением человека подлинного, созданного природой, подчиняющегося влиянию среды.

Эмиль Золя знал толк в живописи, со многими художниками дружил. С детства был знаком с импрессионистом Полем Сезанном, они вместе учились в коллеже. В Эксе Сезанн помогал Золя по учёбе и в общении с одноклассниками. Когда Золя уехал в Париж, то способствовал переезду Сезанна в столицу. Уже разбогатев, писатель деньгами выручал друга. Однако их дружба прервалась в 1886 году, когда был опубликован роман «Творчество». В образе живописца Клода Лантье угадывались черты Сезанна: высказывания, жесты. Скажем честно, Золя не слишком по-доброму изобразил друга детства. Поль Сезанн узнал себя в главном герое романа и обиделся. Он прямо не говорил об этом, но признавался, что ему не нравился благополучный стиль жизни Золя, роскошные ковры на полу, слуги, кресло, в котором Золя восседал, как на троне.

Эмиль Золя добился славы, к которой стремился долгие годы: в 1888 году ему вручили орден Почётного легиона. Однако в последние десять лет жизни популярность Золя уменьшилась, романы из серии «Ругон-Маккары» (1871—1893) уже не имели того успеха, что был, другие циклы произведений вызывали больше осуждений, чем похвал. Писатель это чувствовал, потому и злился. Возможно, это и была причина его участия в политическом деле Дрейфуса. Капитана французской армии А. Дрейфуса обвинили в измене родине, шпионаже в пользу Германии, и приговорили к каторге. Позже выяснилось, что арест был сфабрикован по ложному обвинению.

Эмиля Золя часто сравнивали со Львом Толстым. Сходство находили в литературном новаторстве, в общественной роли. Сравните: «Не могу молчать» — у Толстого; «Я обвиняю» — у Золя («дело Дрейфуса»).

Но между ними было много различий. С сильными мира сего они говорили на равных, но Толстой как частный человек, облечённый нравственным правом, а Золя как министр и законодатель мод.

Золя бросил вызов власти: «Пусть же дерзнут меня вызвать в суд!» Дерзость не спустили с рук и вызвали в суд. И ещё признали виновным в оскорблении. И вынесли приговор. Что же сделал Золя? Он скрылся с семьёй в Англии почти на год. Вряд ли так бы поступил Лев Толстой!

Эмиль Золя скончался на родине в 1902 году при таинственных обстоятельствах, отравившись вместе с женой угарным газом. Через 6 лет прах писателя был перенесён в Пантеон.

Новелла «Земляника» вошла в сборник рассказов «Новые сказки Нинон». В ней раскрывается тема первой влюблённости. Робки и трепетны чувства молодых героев, гуляющих по лесу и собирающих землянику. Они стесняются друг друга, их прикосновения случайны. Зато вокруг царит гармония и нега!

Эмиль Золя

Земляника

I

Однажды июньским утром я открыл окно, и в лицо мне пахнуло свежестью. Ночью прошла сильная гроза. Небо, нежно-голубое, словно всё до краев омытое ливнем, сияло, как новенькое. Крыши домов, деревья, вершины которых виднелись из-за труб, ещё блестели от дождя, и всё вокруг смеялось в золотых лучах солнца. Из соседних садов тянуло приятным запахом влажной земли.

— Ну-ка, Нинетта, — весело воскликнул я, — надевай шляпку, дружок, мы едем за город.

Нинон захлопала в ладоши. Через десять минут она была готова, что весьма похвально для двадцатилетней кокетки.

В девять часов мы уже были в Верьерском лесу.

II

Этот лес умеет хранить тайны. Сколько влюбленных укрывали здесь свою любовь! По будням в его зелёной чаще никого нет, можно идти рядышком, обнявшись, и целоваться, и никто не увидит вас, разве только птицы, что щебечут в кустах. Широкие открытые просеки тянутся через бесконечную чащу, землю устилает мягкий травяной ковер, солнечные лучи, пронизывая листву, расцвечивают его золотыми бликами. Есть в этом лесу и укромные дороги в овражках, и тенистые тропинки, такие узкие, что пройти по ним можно, только тесно прижавшись друг к другу. И заросли, где можно заблудиться, если слишком увлечёшься поцелуями.

Нинон высвободила свою руку из-под моей и, будто весёлый щенок, носилась взад и вперёд, наслаждаясь тем, что под ногами у неё мягкая трава. Потом она возвращалась и, ласкаясь, томно склоняла головку мне на плечо. А лес всё тянулся, бескрайнее море зелёных волн. Его звенящая тишина, трепетные тени, падающие от деревьев, все кружило нам голову, дурманило жарким дыханием весны. В таинственном царстве леса мы снова чувствовали себя детьми.

— Земляника! Земляника! — воскликнула Нинон. Словно козочка, вырвавшаяся на свободу, она перепрыгнула через канавку и стала шарить в траве.

III

Увы, это была не земляника! Всего только земляничные кустики, целые заросли земляничных кустиков.

Нинон до смерти боялась всякой лесной твари, но сейчас она храбро разбирала траву руками, приподнимала каждый листик, тщетно надеясь найти хоть ягодку.

— Нас опередили… — сказала она наконец с досадой. — Но давай всё-таки поищем хорошенько, ведь что-нибудь да осталось!

И мы принялись за поиски с примерным усердием. Согнувшись, вытянув шею, не отрывая глаз от земли, мы медленно бродили по лесу, осторожно ступая, боясь вымолвить хоть слово, чтобы не спугнуть землянику. Мы совсем забыли о лесе, о его безмолвии, о тени, о широких просеках, об узких тропинках. Земляника, одна только земляника была у нас на уме. Мы наклонялись над каждым кустиком, и наши дрожащие пальцы встречались в траве.

Так, согнувшись, сворачивая то вправо, то влево, мы прошли больше мили. Всюду вокруг нас были густые земляничные заросли с сочными темно-зелёными листьями. И ни одной ягодки! Нинон обиженно надула губки, и на глазах у неё выступили слёзы.

IV

Мы вышли на пригорок, залитый солнцем. Здесь сильно припекало. Ещё подходя сюда, Нинон сказала, что, если и здесь ягод нет, она больше искать не станет. Вдруг она громко вскрикнула. Я подбежал, встревоженный, думая, что с ней что-нибудь случилось. Она сидела на земле и, не помня себя от радости, показывала пальцем на земляничку, величиной не больше горошины, с одним только розовым бочком.

— Ну-ка, сорви её, — прошептала она нежно.

Я сел рядом с ней на пригорке.

— Нет, ты нашла, ты и сорви.

— Нет-нет, доставь мне удовольствие, сорви ты.

Но я упорно отказывался, и Нинон решилась наконец сама отщипнуть ягодку. Тут снова начался бесконечный спор о том, кто из нас съест эту крохотную земляничку, на поиски которой мы потратили больше часа. Нинон хотела во что бы то ни стало засунуть её мне в рот. Я стойко сопротивлялся; кончилось тем, что каждый из нас пошёл на уступки, было решено, что мы разделим ягодку пополам.

Она взяла её губами и, улыбнувшись, сказала:

— Ну, бери свою долю.

Я взял свою долю. Не знаю, честно ли мы поделили ягодку. Не знаю даже, какой она была на вкус; знаю только, что поцелуй Нинон показался мне слаще мёда.

V

Пригорок был весь в землянике, в настоящей землянике. Мы весело принялись обирать осыпанные ягодами кустики. Расстелив на земле носовой платок, мы торжественно поклялись складывать туда всю свою добычу, ничего не утаивая. Правда, несколько раз мне показалось, что Нинон подносит руку ко рту.

Собрав "урожай", мы решили устроиться в тени и спокойно полакомиться. Неподалеку я нашёл уютный уголок, настоящее зелёное гнездышко. Носовой платок с ягодами мы бережно положили возле себя.

О, боги, как хорошо было здесь на мху, какая блаженная нега охватила нас в этой зелёной прохладе! Нинон смотрела на меня влажными глазами. Она разрумянилась, солнце тронуло её шейку лёгким загаром. Поймав мой влюблённый взгляд, она, вся в истоме, потянулась ко мне.

В вершинах деревьев жарко пылало солнце, а вокруг нас, в шелковистой траве, мягко сияли его золотые блики. Птицы и те умолкли и не подсматривали за нами. А когда мы вспомнили о землянике, то, к великому своему изумлению, обнаружили, что лежим как раз на платке.

1864 г.

Литература

1. Белановская Е. Ни дня без строчки. Эмиль Золя жил странной жизнью и умер странной смертью // Аргументы и факты. 02.04.2015 / https://aif.ru/culture/person/ni_dnya_bez_strochki_emil_zolya_zhil_strannoy_zhiznyu_i_umer_strannoy_smertyu
2. Венгерова З. Литературные характеристики. Кн.2. - С.-Петербург: типо-лит. А. Э. Винеке, 1905. — С. 66-106.
3. Золя Э. Западня. Рассказы / Земляника [Перевод Н. Филиппович]. — М.: Правда, 1990. — С. 476-478.