Курск – южный край Великороссии. Здесь бывали многие знаменитые люди, и воспоминания они оставили самые разные...
Николай Васильевич Гоголь в 1832 году задержался в Курске на несколько дней: «Не сделавши 100 вёрст, переломал так свой экипаж, что принужден был прожить целую неделю в Курске, в этом скучном и несносном Курске».
Антон Павлович Чехов был в Курске проездом. Один из рассказов посвящён городу Тиму и называется «Самый большой город России»:
«В памяти обывателей города Тима, Курской губернии, хранится следующая, лестная для их самолюбия легенда. Однажды какими-то судьбами нелёгкая занесла в г. Тим английского корреспондента. Попал он в него проездом.
— Это какой город? — спросил он возницу, въезжая на улицу.
— Тим! — отвечал возница, старательно лавируя между глубокими лужами и буераками.
Англичанин в ожидании, пока возница выберется из грязи, прикорнул к облучку и уснул. Проснувшись через час, он увидел большую грязную площадь с лавочками, свиньями и с пожарной каланчой.
— А это какой город? — спросил он.
— Ти… Тим! Да ну же, проклятая! — отвечал возница, соскакивая с телеги и помогая лошадёнке выбраться из ямы.
Корреспондент зевнул, закрыл глаза и опять уснул. Часа через два, разбуженный сильным толчком, он протёр глаза и увидел улицу с белыми домиками. Возница, стоя по колени в грязи, изо всех сил тянул лошадь за узду и бранился.
— А это какой город? — спросил англичанин, глядя на дома.
— Тим!
Остановившись немного погодя в гостинице, корреспондент сел и написал: «В России самый большой город не Москва и не Петербург, а Тим».
Упоминал о Курске и Владимир Владимирович Маяковский. В его послании «Рабочим Курска, добывшим первую руду, временный памятник работы Владимира Маяковского» есть такие строки:
Я не геолог, но я утверждаю, что до нас было под Курском голо.
Обыкновеннейшие почва и подпочва.
Шар земной, а в нём – вода и всяческий пустяк.
Детский писатель Даниил Хармс, который отбывал в Курске ссылку за антисоветскую деятельность в 1931 году, отмечал: «Город, в котором я жил в это время, мне совершенно не нравился. Он стоял на горе, и всюду открывались открыточные виды. Они мне так опротивели, что я даже рад был сидеть дома. Да, собственно говоря, кроме почты, рынка и магазина, мне и ходить-то было некуда…». «Курск – очень неприятный город... Тут, у всех местных жителей я слыву за идиота. На улице мне обязательно говорят что-нибудь вдогонку. Поэтому я, почти всё время сижу у себя в комнате…»
Константин Георгиевич Паустовский писал: «Странный город Курск. Его любят многие, даже никогда в нём не бывавшие. Потому что Курск – это преддверие юга. Когда из пыльных и тяжёлых вагонов скорого поезда Москва – Севастополь открывались на холмах его дома и колокольни, пассажиры знали, что через сутки за окнами вагонов в предутреннем морском тумане розовыми озерами разольётся цветущий миндаль и о близости "полуденной земли" можно будет просто догадаться по яркому свечению горизонта».
В июле 1869 г. Курск восхитил Фёдора Ивановича Тютчева: «Итак, вот ещё одно из тех мест, которое – не будь оно в России – давно служило бы предметом паломничества для туристов. Во-первых, расположено оно великолепно и смутно напоминает окрестности Флоренции, как бы смешно ни показалось».
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин в одном из очерков упоминает Курскую губернию и характеризует её жителей: «Курский мужик наверное ничего не знает об Орловской губернии; орловский мужик не имеет никаких сведений о Курской губернии. Они не понимают, зачем им нужны эти "другие" губернии, и, следовательно, еще меньше могут интересоваться вопросом об окраинах. Если курскому мужику говорят: "поляк бунтует" или "немец блудит", то в этих словах ему сказывается не вопрос о целости или величии отечества, а вопрос о рекрутчине… Он знает только город Щигры; он слыхал, что по соседству с Щиграми существуют ещё города Фатеж и Короча и что в городе Курске сидит губернатор, который вразумляет бунтующих и только по неизречённому своему милосердию оставляет невинных без взыскания. Всё остальное для него миф».
А. Хроленко
В защиту Даля и курян
Своему знаменитому «Толковому словарю живого великорусского языка» Владимир Иванович Даль предпослал обзорную статью «О наречиях русского языка», в которой даны образцы диалектной речи различных регионов России. Однако только характеристику курских говоров Даль дополнил соображениями об этническом типе и особенностях психологии носителей курского диалекта: «Куряне очевидно принадлежат к какому-то особому племени: приземистые и плотные, широколобые, волос темно-русый или рыжий, глаза карие; народ работящий, но вороватый и злобный».
«Особым племенем» назвал курян великий знаток русского языка. У приведенной характеристики, которая нашим землякам не кажется справедливой, имеется глубокий и совсем не уничижительный смысл. Время, место и этническое окружение создают неповторимый физический и психологический облик населения. Истоки аномалии – «особое племя» – в феномене порубежья между Русью и Степью, в котором складывался Курск, курская земля с её насельниками.
Приземистые и плотные, широколобые, с темно-русым или рыжим волосом – подобный этнический тип является результатом многовекового контакта, дружественного через брачные союзы или насильственного во времена частых набегов разноплеменных степняков. «Народ работящий» – ещё бы не стать работящим, раз за разом восстанавливая все порушенное мечом и огнем. «Вороватый и злобный» – финальное словосочетание характеристики. Заменим эти бытовые слова с их отрицательным значением и смыслом на синонимы – и проступят причины появления таких общих психологических черт у жителей порубежной земли. «Злобный» – агрессивный, не дающий спуску обидчику, внутренне настороженный, готовый к отпору. А можно ли быть в ту пору и в том месте другим? Вспомним знаменитый гимн курским воинам в «Слове о полку Игореве»: «А мои-то куряне опытные воины: под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, с конца копья вскормлены, пути им ведомы, овраги им знаемы, луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли навострены; сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю – славы». «Злобность» исторически приобретала и такие формы.
Что касается вороватости, то выдающиеся русские философы, размышлявшие над истоками и особенностями русского национального характера, объяснили эту не только курскую, но общерусскую черту влиянием кочевнической культуры на русскую хлебопашескую. Кочевнический пример обеспечил широту русской культуры, способность к адаптации, стремление к воле и – увы – небрежное отношение к собственности: что сейчас не в руках другого, то твоё.
Характеристика Даля намекает и на то, что куряне – это не случайное скопление людей, собравшихся по каким-то форс-мажорным обстоятельствам. Это единый народ с многовековой совместной жизнью, обеспечивший себе общие и устойчивые, вплоть до физического облика, черты.
Литература
- Роговская О. А мои-то куряне... Проект "Юбилейный". Великие люди о великой земле // ООО "Регион центр", 2014.
- Хроленко А.Т. В защиту Даля и курян // Городские известия. - 2017. - № 3972.