Две столицы. Одна старая, хлебосольная, другая новая, по-европейски чопорная. Соперничество двух городов — Москвы и Петербурга — существовало издавна.
Некогда в Москве пребывали вельможи, оставившие двор, люди независимые, беспечные, страстные к безвредному злоречию и дешёвому хлебосольству. Во всех концах древней столицы гремели музыка, и везде была толпа: тут молодые люди знакомились между собою, улаживались свадьбы, московские обеды и балы, чудаки и проказники вошли в пословицу, невинные странности москвичей были признаком их независимости.
8 сентября 1826 года въезжал Пушкин в Москву, где только что короновался новый царь, пушками разогнавший на петербургской площади тех, кто хотел переменить политический строй России. Пушкина везли в Кремль к царю Николаю. Фельдъегерь-конвоир сидел рядом с ним в коляске.
Встреча царя с поэтом была обдумана новым императором заранее. После казни пяти вождей восстания Николаю I необходимо было восстановить свой авторитет в глазах общества, и он решил «простить» Пушкина.
Два часа длилась их встреча в Кремле. Выйдя к своим генералам, Николай нарочито громко произнёс: «Сейчас я беседовал с умнейшим человеком России».
Сановники и вельможи были поражены: царь чуть ли не восхищён Пушкиным! Поэту дозволялось жить в обеих столицах! Царь обещал освободить его от цензуры, сам читать и одобрять его произведения!
Возвращение поэта взбудоражило Москву. Вечером, когда он появился в театре, эта весть мгновенно распространилась по всему залу. Имя его повторялось в каком-то общем гуле, все лица, все бинокли обращены были не на сцену, а на на него. И на балах первое внимание устремлялось на поэта, дамы в танцах выбирали только его. А по вечерам у самых близких друзей читал Пушкин привезённую из Михайловского трагедию — своего «Бориса Годунова».
Известный историк М.П. Погодин так вспоминал впоследствии одно из таких чтений:
«Какое действие произвело на всех нас это чтение — передать невозможно. Первые явления выслушали тихо и спокойно, в каком-то недоумении. Но чем дальше, тем ощущения усиливались. Сцена летописца с Григорием всех ошеломила. А когда Пушкин дошёл до рассказа Пимена... мы просто все как будто обеспамятели. Кого бросало в жар, кого в озноб. Волосы поднимались дыбом. Не стало сил воздержаться. Кто вдруг вскочит с места, кто вскрикнет. Кончилось чтение. Мы смотрели друг на друга долго и потом бросились к Пушкину. Начались объятия, поднялся шум, раздался смех, полились слёзы, поздравления. Не помню, как мы разошлись, как улеглись спать. Да едва ли кто и спал из нас в эту ночь. Так был потрясён весь наш организм».
Замечательная певица и музыкантша княгиня Зинаида Волконская в день знакомства с Пушкиным исполнила для поэта элегию на его слова «Погасло дневное светило». Пушкин был живо тронут этим тонким знаком восхищения его поэзией.
В 1826 году в Москве вышло первое издание «Стихотворения Александра Пушкина» — книжка, в которую он отобрал всего три десятка произведений. Слава об его «южных поэмах» гремела повсюду. «Онегин» печатался. А лирик Пушкин предстал пред российской публикой в первый раз.
Но печатать «Бориса Годунова» царь запретил. Он выразил крайнее недовольство тем, что Пушкин читал его в различных домах Москвы.
В салоне Зинаиды Волконской произошло знакомство Пушкина с польским поэтом Адамом Мицкевичем.
Мицкевич обладал волшебной силой мгновенного поэтического творчества — был мастером импровизаций. Стоило задать ему тему — лицо его преображалось, глаза загорались фантастическим блеском, он обдумывал тему несколько минут и начинал читать складывающиеся сию секунду стихи проникновенным, чарующим голосом.
Пушкин не раз был свидетелем этих импровизаций. Они поразили его. Впоследствии в повести «Египетские ночи» он передаст в образе главного героя незабываемые черты Мицкевича, читающего свои импровизации.
27 декабря у Зинаиды Волконской провожали в Сибирь едущую к мужу в «каторжные норы» Марию Николаевну Волконскую — ту самую Марию Раевскую, с которой Пушкин весной 1820 года увидел предгрозовое, в белой рваной пене, море, с которой в Гурзуфе, внимая тугому шуму кипариса, беседовал о Байроне...
Теперь перед ним сидела смуглая печальная женщина с резкой складкой между бровями. Чёрные волосы разделены прямым пробором. Чёрное платье доходит до горла. Мария обожала музыку: для неё в этот вечер пели лучшие певцы Москвы.
За поэтом был учреждён тайный полицейский надзор. Его обвиняли в создании мятежных стихов. Но от полицейских глаз ускользнула его встреча с женой другого декабриста — Никиты Муравьёва — Александрой Григорьевной. С ней передал Пушкин в Сибирь своё послание узникам:
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье.
Не пропадёт ваги скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Отныне в Пушкине видело русское общество одного из уцелевших в буре 14 декабря. Вся Россия смотрела на него с надеждой, веря в его непреклонность, в гордую силу его поэтического слова.
Художники наперебой писали его портреты.
В Москве — Жюль Вивьен, Василий Тропинин. В Петербурге, куда он приехал после семилетней разлуки, в канун дня своего рождения — 24 мая 1827 года, Антон Дельвиг привел его на встречу с Орестом Кипренским. Дельвиг мечтал, чтобы Александра Пушкина написал Орест Кипренский — лучший портретист России.
Кипренский знал поэта давно, ведь лето 1816 года он провёл в Царском Селе и часто бывал у Батюшкова и Жуковского, писал их портреты. Характерное лицо юноши Пушкина запомнилось художнику. В те годы перед Кипренским открывалась жизнь, слава, дальние страны, труды... Ныне, в 1827 году, ему шёл 44-й год, и не он, а Пушкин был на вершине славы и успеха. Но художник увидел в голубых глазах поэта не только свет гения. В них были печаль, горечь, упорство.
В начале века, в славные годы побед над Наполеоном, Кипренский часто писал портреты молодых офицеров, друзей поэта. Об их участи говорили они во время сеансов, когда Пушкин приходил позировать художнику. Стояло жаркое лето. Огромный дворец князей Шереметевых, Фонтанный дом, где Кипренский работал в одной из галерей, был наполнен солнцем и музыкой. Сам граф Д.Н. Шереметев, композитор-любитель, заходил посмотреть, как продвигается работа. Из-за спины художника он вглядывался то в холст, то в лицо Пушкина, стоявшего у камина. Иногда ему казалось, что художник видит это лицо при каком-то сильном, волшебном источнике света.
Пушкина утомляло позирование. Кипренский, чтобы рассеять его досаду, рассказывал об Италии, о Париже, просил читать стихи. Изредка Пушкин читал. И тогда художник работал особенно быстро, почти яростно. К середине июля портрет был готов.
Себя как в зеркале я вижу,
Но это зеркало мне льстит... — написал Пушкин в послании художнику. Ему казалось, что смерть теперь не страшна. В этом портрете он сохранится навсегда.
Ты вновь создал, художник милый,
Меня, питомца чистых муз,
И я смеюся над могилой,
Уйдя навек от смертных уз.
Художник написал Поэта и его Время. Передовые идеи и идеалы.
Петербург за семь лет стал суше, холоднее, чиновнее... В нём уже не было «общества умников». Не было поручиков, готовых переменить самодержавную власть на конституцию.
И Пушкин, возвратясь из двух ссылок, стал иным.
Город пышный, город бедный,
Дух неволи, стройный вид,
Свод небес зелёно-бледный,
Скука, холод и гранит.
И всё же именно Петербург стал городом его жизни. Сюда он возвращался из своих поездок по России, здесь сложились его дружеские связи, сюда привёз он из Москвы жену, здесь начал издавать журнал «Современник».
И не было бы в русской литературе «Медного всадника», «Полтавы», «Пиковой дамы», последней главы «Онегина», не живи он в северной столице.
Он часто менял адреса. Но всё — в одном районе, во второй Адмиралтейской части. Теперь мы называем этот район города — Пушкинский Петербург. Улица Гоголя (бывшая Малая Морская), улица Герцена (бывшая Большая Морская), набережные, мосты, театры...
Тут жили его друзья Карамзины. Его друзья Вяземские. Дочь Кутузова — Елизавета Михайловна Хитрово. Внучка Кутузова — Дарья Фёдоровна Фикельмон. В их доме, на углу Марсова поля, Пушкин бывал особенно часто. Здесь можно было получить книги и газеты, прибывшие с дипломатической почтой. Романы Гюго и Стендаля подарили ему здесь. А французские газеты, минуя цензуру, сообщали европейские новости.
У Карамзиных литература всегда была главной темой беседы. В их доме Гоголь читал своею «Ревизора», а Лермонтов впоследствии — «Смерть Поэта»...
Охта, уединённые домики Васильевского, Коломна. Этот город населяли бедные чиновники, вдовы с дочерьми, ремесленники, торговцы, молочники... Этот город просыпался рано и почти не знал отдыха.
Он любил разговаривать с будочниками, закутанными в тяжёлые тулупы. Их уличный пост делал их наблюдательными. Он любил купить за копейку пышную тёплую сайку у немца-булочника и спросить о здоровье его доброй фрау.
На Охте были плоские берега, без гранита: почва чавкала под сапогом. Он вытаскивал ноги из топкой грязи и думал: некогда по этим трясинам на ураганном ветру шагал Пётр I.
Брякала цепью лодка. Мостов было мало, и те — наплавные, понтоны. И лодочник за гривенник вёз его на Дворцовую набережную да ещё успевал поведать дорогой о своей судьбе, о деревне, о сестре-солдатке. Пушкин умел задать один-единственный вопрос, а человек говорил и говорил...
Был ещё город царя — город дворцов и парадов. Поэт вынужден был иметь к нему отношение. Это называлось «являться при дворе». Там его ненавидели, но боялись.
И не мог спасти любимый Дельвиг. Его убили на шесть лет раньше. И Карамзины не защитили. И Чёрная речка, не замерзая, змеилась в снегу.
Литература
Галушко Т. В столицах. 1826-1837 /Искорка. - 1987.- № 9.