Андрей Андреевич Вознесенский (1933-2010) вырос в интеллигентной семье. Его отец, по-мужски сдержанный, деликатный, застенчивый, был инженером, проектировал гидроэлектростанции, брал сына с собой на волжские стройки, любил историю, литературу, живопись. Мама, учившаяся на филфаке и Брюсовских курсах, привила сыну любовь к поэзии.
Все критики, словно сговорившись, отмечали стремительность взлёта молодого Вознесенского, родственность его лирики с творчеством Владимира Маяковского, Пастернака, Хлебникова. Да и само звучание имени будто намеренно указывало на быстрое "вознесение" к пику славы.
А между тем он окончил Архитектурный институт в Москве и не растерял подлинной тяги к искусству. Отныне архитектурные мотивы и детали будут постоянно звучать в его стихах. Одно из них так и называется «Архитектурное». Поэтические сборники тоже выдают влияние архитектуры: «Парабола», «Мозаика», «Треугольная груша», «Антимиры». Он мыслит линиями, объёмами, плоскостями: «Я из той же артели, что семь мастеров».
Первая книга «Мастера», посвящённая древнерусским зодчим, разделена на семь глав как семиглавый храм, а разделы сборника «Витражных дел мастер» названы «сколами». «Строительство» стихов Вознесенский подчиняет законам не только архитектуры, но и живописи, став «зодчим речи, вобравшей радугу искусств, так что цвет звучал». Различные материалы скрепляются в прочную смысловую связь, совмещаются несовместимые явления: научные термины, просторечные, жаргонные слова. Он пробует себя во многих жанрах: элегии, балладе, репортаже, монологе, исповеди, сатире.
В шестидесятые годы поэт — один из лидеров молодой поэзии, часто выступает на эстраде, используя лозунги, призывы («Эх, вприсядку, чтоб пятки — в небеса!»), меткие афоризмы («Земля мотается в авоське меридианов и широт», «Нищий любит сберкнижки коллекционировать», «Фиалки имеют хобби выращивать в людях грусть»). Рядом единомышленники-поэты: Евгений Евтушенко, Б. Ахмадулина, Р. Рождественский.
Выходят сборники «Тень звука», «Взгляд», «Выпусти птицу!», «Дубовый лист виолончельный», «Витражных дел мастер», «Соблазн». Поэт продолжил линию футуристов, отдав предпочтение культу городской культуры, эпатажу, ораторской интонации, упрощению, гиперболе, метафоре, но сохранил удивительно яркую самобытность.
Последовали обвинения в абстрактном гуманизме, низкопоклонстве перед Западом, вычурности языка, формализме (форма превыше смысла) и конформизме (уступчивость, приспособленчество). Сложно было пережить нападки Н.С. Хрущёва и собратьев по перу.
В меня прицеливаются булыжником,
Поэтому я делаю виражи...
Вознесенский упорно работает и пишет поэмы «Лонжюмо», «Повесть под парусами», «Оза», «Ров», «Авось», лирические стихотворения с пронзительным музыкальным началом: «Романс», «Песня», «Вальс при свечах».
На стихи Вознесенского композитор Алексей Рыбников пишет рок-оперу «Юнона и Авось», Марк Захаров ставит её в театре «Ленком», Юрий Любимов в Театре на Таганке — спектакль «Антимиры», Родион Щедрин создаёт «Поэторию», Алексей Николаев — ораторию «Мастера».
В последние годы Вознесенский увлекался визуальной поэзией, умело совмещал стихи, и рисунки, и фотографии.
Прочитайте воспоминания Андрея Вознесенского о создании первого своего стихотворения «Гойя».
Андрей Вознесенский
В годы войны мы жили в эвакуации, на Урале. Там я пошёл в школу. Отец в то время был в ленинградской блокаде. Жилось туговато. Мать, приходя с работы, плакала.
И вдруг ночью отец внезапно приезжает. Он небрит, в чёрной гимнастерке, страшно худ. В рюкзаке он привёз жёлтую банку консервов и небольшую книжку со странным названием «Гойя». Гойя?
Понятно, я, только пошедший в школу, и не слыхивал тогда имени этого испанского художника.
Но я знал, что отец летел над линией фронта, над сожжёнными городами, чёрный бумажный радиорупор ежедневно вещал о повешенных партизанах, об ужасах войны и оккупации.
То же самое я видел в книге. Она тоже летела над фронтом. На её страницах расстреливали партизан, мотались тела повешенных. Со страшных офортов глазела война.
Всё это слилось для меня в жутком и непонятном возгласе «Гойя».
«Гойя!» — так гремели зенитки и бомбы над моим родным городом. «Гойя!» — так выли волки в снегах за сибирской деревней. «Гойя!» — так голосила соседка по убитому мужу. «Гойя...»
Прошло много лет. Я окончил Архитектурный институт. Сам много занимался живописью и графикой.
Но до сих пор в имени «Гойя» для меня, как эхо, слышится и наша война, и горе, и боль моей страны.
«Гойю» я считаю первым «моим» стихотворением.
Писал я его не на бумаге, а на слух, подбирая слова, чтобы они звучали, как колокол, звуково и ритмически. Хотелось, чтобы сквозь строки слышался голос древних тревожных колоколов. Музыка горя.
Это понял Родион Щедрин, когда в первой части своей «Поэтории», вещи трагичной, высокой и страшно русской, оркестровал эти стихи колоколами и древними хорами. А перед этим музыкальную жизнь стихам дал ленинградский композитор Вениамин Баснер темой баса и трубы.
Опубликовано стихотворение «Гойя» в 1959 году в журнале «Знамя». С тех пор я постоянно включаю его в свои «Избранные». Вероятно, тема войны привлекла к нему зарубежных переводчиков. Но звукопись очень неблагодарная вещь для переводов. В большинстве они дают ощущение, смысл, но не касаются музыки. Так, например, из одиннадцати переводов, опубликованных в изданиях на английском языке, только один даёт звуковое, «колокольное» решение темы.
Литература
1. Роговер Е.С. Андрей Вознесенский. Памяти большого Поэта / Писатель XXI век. - 2010. - № 8. - С. 124-127.
2. Озеров Ю.А. Поэты-"шестидесятники" / Уроки литературы. - 2003. - № 9. - С. 8-15.
3. Асеев Н. Как быть с Вознесенским? / Литературная газета. - 1962. - № 92.
4. Боков В. Чудо поэзии / Юность. - 1975. - № 12. - С. 77-78.
