В автобиографической повести он описывает своё детство в одном из глухих уголков Австралии. В предисловии к изданию книги на русском языке Алан Маршалл признавался: «События развёртываются на фоне обстановки специфически австралийской. Речь идёт о периоде, который ушёл в прошлое: машины начали вытеснять лошадей, а синдикаты — поглощать мелкие предприятия. Я рос в стране, не похожей на вашу. Здесь листья деревьев обращены к земле, чтобы укрыться от солнца, тогда как в вашей стране сочная листва тянется навстречу солнцу. Мою землю населяли редкостные животные и птицы, солнце жгло у нас немилосердно, засуха и лесные пожары несли разорение фермерам. Я родился в 1902 году, через сто четырнадцать лет после того, как в Австралии появились первые поселения ссыльных каторжан. Отец мой, родившийся в конце 60-х годов прошлого столетия, знавал этих поселенцев, на спинах их еще сохранились следы каторжной плети».
Алан Маршалл родился на западе Австралии, в штате Виктория. Его детство прошло в сельской местности среди экзотической природы, полной удивительных растений и животных.
Отец начал работать с двенадцати лет. Всё его образование ограничилось несколькими месяцами занятий с вечно пьяным учителем. Начав самостоятельную жизнь, отец колесил от фермы к ферме, нанимаясь объезжать лошадей или перегонять гурты.
Когда Алану было 6 лет, он заболел страшной детской болезнью — полиомиелитом, сделавшим его инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Ребёнок терпел боль, страдания, операции и вынужден был привыкать к костылям. Мальчик старался ни в чём не отставать от здоровых ребят, умел наслаждаться красотой жизни и природы. «Кто думает о костылях?!» — презрительно спрашивал он товарища.
В повести автор рассказывал, как учился овладевать тем, что было естественно для его сверстников, а ему давалось ценой неимоверных усилий. Обстоятельства жизни породили в нём не озлобление и зависть, а доблесть и мужество, внимание и сочувствие к другим людям.
Это проявилось уже в больнице, где мальчик должен был подолгу лежать, испытывать мучительное лечение. Дома родителям тоже приходилось подвергать сына болезненным процедурам. И спасали мальчика только лошади, которых он страстно любил: «Каждое утро я уносился с ними от нестерпимой боли. Страх, обуревавший их и меня, сливался воедино и тесно связывал нас как товарищей по несчастью. Моя мать упиралась руками в мои приподнятые колени и, крепко зажмурив глаза, чтобы удержать слезы, всей тяжестью наваливалась на мои ноги, пригибая их книзу, пока они, распрямившись, не ложились на стол. Когда они распрямлялись под тяжестью ее тела, пальцы на них растопыривались и потом скрючивались наподобие птичьих когтей. А когда сухожилия начинали тянуться и вытягиваться, я громко кричал, широко раскрыв глаза и уставившись на обезумевших от ужаса лошадей над камином. И в то время, как мучительные судороги сводили мои пальцы, я кричал лошадям:
— О, лошади, лошади! О, лошади, лошади».
Отец и мать мальчика были людьми мужественными и без стона принимали беды, которые их преследовали. И мальчик верил родителям и очень ими гордился. Он уважал взрослых и думал, что они могут преодолеть любую трудность и обладают большим мужеством. Они могли починить любую вещь, они всё знали, на них можно было положиться. И с нетерпением ждал того времени, когда вырастет и станет таким, как они, — настоящим мужчиной.
Отец тоже хотел, чтобы его сын рос мужественным и бесстрашным, поэтому он одобрял, когда мальчик ввязывался в драки, лазил туда, куда мог бы не каждый залезть. Он советовал Алану забывать о своих ногах и постепенно овладевать всем, чем владели его сверстники: скакать на лошади, забираться на гору, ходить на костылях на большие расстояния. И не допускать мысли, что ему будут давать какие-то послабления.
Учитель в школе за малейшую провинность бил детей тростью. Алан боялся его, но плакать никогда себе не позволял, ведь плач не считался признаком стойкости и выдержки. Мальчики, заплакавшие от боли, уже не могли командовать другими. На школьном дворе малыши вступали с ними в бой, уверенные, что одержат верх. Алану хотелось чем-нибудь да отличиться, чтобы вызвать восхищение товарищей. Однако возможности его были сильно ограничены, и всё же он воспитал в себе презрение к учительской трости.
Наконец юноша окончил школу и коммерческий техникум. А его никто не хотел принимать на работу: калека не в состоянии делать то же, что обычные его сверстники. Об этом Алан с горечью написал в повестях «Это трава» и «В сердце моём». К этому времени Маршалл уже был человеком с непреклонным характером и силой воли, мечтавшим стать не столько бухгалтером, сколько писателем.
Он побывал клерком, ночным сторожем, а всё свободное время пробовал писать. Ежедневные газеты не хотели печатать его очерки, потому что они рассказывали о тяжёлой жизни австралийских рабочих. Он выступал против войны и фашизма. Самый первый роман писателя «Как прекрасны твои ножки», написанный в 30-е годы, тоже автобиографический. Он рассказывает о рабочих обувной фабрики, на которой работал бухгалтером Маршалл.
Писатель много путешествовал по Австралии, знакомился с коренными жителями — аборигенами, изучал их нрав, записывает их легенды и сказания. Аборигены дали ему почетное звание — «Гуравилы», что значит «сочинитель историй».
В своих очерках он выступал против бесправия аборигенов: «В Австралии существует рабство — рабство в самой постыдной и жестокой форме. У нас ещё можно, за десять шиллингов купив разрешение нанимать аборигенов, получить неограниченную власть над любым их числом... можно убить аборигена, не боясь наказания. Белым всё можно». В 60-е годы вышла его книга о аборигенах «Мы такие же люди». Литературно обработанные сказания аборигенов составили книгу «Люди незапамятных времён».
Люди с бумерангами всегда считали его своим и были искренне огорчены, узнав, что для их друга, умеющего охотиться, ловить рыбу, метать копье, скакать на лошадях, недоступны горы. Он никогда не был в горах. Правда, мальчиком он вскарабкался однажды по заросшему папоротниками склону в жерло потухшего вулкана и заполз в кратер, но то не было настоящей высотой. А в Австралии есть очень высокие горы, с вершинами, покрытыми снегом, и земля оттуда видна далеко окрест, даже с самого рослого эвкалипта не охватишь столько пространства. Аборигены решили доставить Алана на вершину горы: усадили на деревянную доску, подняли до уровня плеч и велели держаться за шеи носильщиков, которые через определённый интервал менялись.
Повесть «Я умею прыгать через лужи» автор считал лучшим своим произведением. Главное в ней — борьба мальчика с обстоятельствами, с людьми, не понимающими психологию подростка, унижающих его своей жалостью. Ещё в детстве Алан придумал себе «другого мальчика», с которым никогда не соглашался, боролся с ним. Тот был осторожным и беспомощным, а настоящий Алан был упрям, настойчив, смел. Он дрался со школьным недругом на палках, добирался к жерлу потухшего вулкана, скакал на лошадях и ощущал всё это как победу над трусостью и малодушием.
Очень много дали ему родители. Они верили, что он может достигнуть всего, чего захочет. Когда однажды мать сказала отцу, что нельзя подвергать мальчика опасности, отец ответил: «Ограждая его голову от ударов, мы можем разбить ему сердце».
Сам преодолевая боль, мальчик хорошо чувствовал боль других. И не только людей, но и животных, которых вокруг было множество. Потрясают страницы, описывающие, как Алан и его старший товарищ спасли умирающую от жажды и бескормицы лошадь.
В табуне было больше двадцати коней. Старых и молодых. Увидев водоём, они заржали и побежали быстрее. Одна гнедая кобыла рухнула, ударившись мордой о землю и не смогла подняться. Мальчики попытались поднять её, но она лежала неподвижно и тяжело дышала. Тогда ребятишки решили её напоить.
«Мы слышали, как она заржала при нашем приближении. Когда мы поставили перед ней ведро, она погрузила голову глубоко в воду и начала втягивать её в себя с такой силой, что уровень воды вокруг её морды стал быстро падать, и через минуту ведро было пустым. Мы принесли ей ещё одно, она осушила его, потом ещё и ещё... Тут я совсем лишился сил. Я упал и не смог встать. Я лежал около лошади в полном изнеможении».
Маршалл в своих книгах пытался ответить на вопрос: Как найти своё место в немилостивой, а часто и откровенно жестокой действительности человеку, по мнению многих, неполноценному? Мальчик Алан научился прыгать через лужи. Жестокими драками, скачкой на плохо объезженных лошадях, далёкими походами он заслужил признание сверстников. Но многие взрослые люди оставались убеждены, что жизнь его ущербна и он нуждается в особом отношении.
Оказывается, за калекой в мире жестокой конкуренции не признают равных прав. Было мучительно трудно получить место, и, когда он наконец добился своего, ему стали платить лишь половину положенного жалования. Алан был исполнительным клерком, потом стал высококвалифицированным бухгалтером, его ценность как работника не вызывала сомнений, но рядом с конторкой стояли костыли, а за окнами офиса маячили тени безработных. И Маршалл стал снова учиться «прыгать через лужи», бороться за своё достоинство.
В старости Маршаллу пришлось вынести ещё одно испытание: он сломал ногу. Она заживала плохо и мешала ему. Ногу пришлось ампутировать. Вера в победу добра, в счастье, которое зависит от тебя самого, придавала Маршаллу силу и уверенность в том, что мир прекрасен. И эта вера передаётся читателям.
Рассматривая фотографии писателя, невольно замечаем, что на одной он окружён толпой ребятишек в возрасте от двух до пятнадцати лет, а на другой снят в обществе щенка динго и детёныша кенгуру. На обеих фотографиях Маршалл полулежит на земле — он не любил сниматься с костылями. Лицо на снимках открытое, приветливое.
Алан Маршалл составил список 150 различных видов птиц, которых видел на небольшом участке возле реки Меррей. В кабинете, где обычно он занимался творчеством, на стене — картинка, изображающая птичек-мёдоедов. Алан часто смотрел, как они пили росу с цветов акации у него под окном. Однако писателя интересовали не только птицы, он любил цветы, любовался ночным небом, которое «рассыпает звёзды так низко, что их можно зачерпнуть шляпой».
Всё в мире пошло бы прахом,
Всё сгинуло бы сполна...
Не на медленных черепахах,
Не на толстокожих слонах,
Не на тупых носорогах
Держится наша земля,
А на людях, которые могут
Забыть о своих костылях!
Литература
Нагибин Ю. До новой встречи, Алан! // Иностранная литература. - 1975. - № 7.
