Знаете ли вы, как правильно шутить? Многие скажут: что тут такого — соврал удачно, и все посмеялись.
Да нет! Не так-то это просто. Конечно, есть шутки хорошие, добрые, безобидные, а есть и другие, о которых вовсе не хочется вспоминать.
Детские писатели тоже любят шутить и героев своих многому учат. Можно придумать, как не завязывать шнурки, и тогда жизнь превратится в скучную, однообразную череду похожих дней.
В одном рассказе Л. Сергеева, например, мальчик узнаёт, над кем смеяться интереснее всего. В другом — бабушка, поддаётся "вракам" внука, но он потом понимает, что сочинять и врать не одно и то же.
Умело подхватывая выдумку младшего брата, старшая сестра без особых наставлений показала Павке, что ложь — глупое оправдание своей лени. Иногда даже самая невинная хитрость может привести к чему-нибудь очень даже неприятному. В этом как раз признаётся юный герой истории М. Дружининой. Читая рассказ, подумайте, какой художник наиболее точно изобразил случившееся.
Л. Сергеев
Над кем лучше смеяться
Однажды я заметил, что я не просто говорю, но ещё и говорю смешно. Я заметил, что я очень остроумный. И тогда я начал говорить сплошными шуточками. А если говорил не я, а кто-нибудь другой, я всё время вставлял в разговор всякие смешные словечки.
Особенно остроумным я был с приятелями. Я постоянно над ними подтрунивал и ехидно подсмеивался. У моих приятелей была масса недостатков. Например, я выходил во двор, а там Женька учится кататься на велосипеде. Глаза вытаращил, ноги в разные стороны. Как каракатица! Ну как тут не засмеяться! И я начинал хохотать. Или как-то я играл с Володькой в футбол, а он раз — и попал мячом в свою бабушку. Я смеялся до слёз! И так всё время.
Ну и чудаки были мои приятели! С ними можно было умереть от смеха. Каждый раз, когда мне хотелось посмеяться, я выходил во двор, наблюдал за ними и хохотал до коликов в животе.
Как-то я сказал отцу:
— Женька дуралей! Выменял у него цветные карандаши за какой-то ножик!
— Да? — удивился отец. — А я сейчас иду через двор, а твой Женька говорит какому-то мальчишке про тебя: «Егор осёл! Обменял такой ножик на карандаши!» Вот так-то!
Я обиделся и хотел уйти, но отец остановил меня.
— Ты любишь смеяться над другими, а когда над тобой смеются, не любишь. Это никуда не годится. Знаешь, над кем смеяться интереснее всего?
— Над кем? — спросил я.
— Над собой! Смотри на себя как бы со стороны, увидишь в себе много смешного.
На другой день вдруг ни с того ни с сего мне захотелось посмеяться. Но я не пошёл во двор, а поступил так, как советовал отец. Стал смотреть на себя как бы со стороны. Смотрел, смотрел, но ничего смешного не увидел. Я даже заглянул в зеркало, но всё равно не засмеялся. И вдруг я вспомнил, как прошлым летом на даче сидел и сбивал соседские яблоки, которые свешивались в наш сад. А для виду между кустов я постелил одеяло, как будто приготовился загорать.
«Хорошо, — думал я. — Сижу себе в кустах. Все думают, я загораю. А я сейчас набью полную рубашку яблок и удеру». Так я сидел, сбивал и думал, как здорово провёл соседей. И вдруг увидел по ту сторону изгороди мальчишку. Он рвал нашу малину. Мальчишка подмигнул мне и сказал:
— Зря сбиваешь! Они ещё незрелые! А вот малина как раз поспела!
Сказал и опрокинул в рот целую горсть. У меня даже слюнки потекли. Я вспомнил свой жалкий вид, в рубахе, полной кислых, незрелых яблок, и мне стало ужасно смешно. Потом я вспомнил, как выбрасывал яблоки и как мальчишка хихикал. И как, скатывая одеяло, я услышал над собой голос соседки:
— Кто же загорает в рубашке?
Чем больше я вспоминал, тем сильнее смеялся. Я смеялся так, что прибежали соседи.
— Кто тебя рассмешил? — спросили они. — Над кем ты смеёшься?
— Над собой! — еле выдавил я и засмеялся ещё громче.
Л. Сергеев
Бабушка
Одно время я любил врать. Обычно мне никто не верил, кроме бабушки, но всё же врал я здорово. Просто так. Например, бабушка спрашивает:
— Что, Егорка, дождь за окном?
Я тут же говорил:
— Ага! — хотя на улице было сухо. Но бабушка верила. И, собираясь на рынок, бормотала, что надо купить новый зонтик. Или бабушка говорила:
— Что-то я слышала шум во дворе? Будто ловили кого?
— Да! Ловили тигра!
— Как тигра? — удивлялась бабушка. — Да откуда же он взялся?
— Сбежал из зоопарка! — моментально отвечал я.
— Неужто? — ужасалась бабушка. — Так ведь он мог загрызть кого-нибудь?!
— Так он и загрыз! — говорил я. — Пять человек!..
Бедная моя бабушка! Мне иногда даже было жалко её и не хотелось говорить неправду, но я уж так привык «сочинять», что это у меня получалось само собой, по привычке. Часто я даже сам верил в то, что говорил.
Однажды я пролил чернила на скатерть и всем объявил, что они сами пролились. Как всегда, мне никто не поверил, кроме бабушки.
На другой день я съел банку варенья и сказал, что её съел кот. Мама сразу начала на меня кричать:
— Ты врун! Я вижу тебя насквозь!
А бабушка поверила и сказала:
— Вполне возможно.
И позвала меня на кухню помочь ей чистить картошку. Пришли мы на кухню, сели перед кастрюлей, стали срезать с картошки спиральки шелухи. Вдруг бабушка говорит:
— Когда я была маленькой, ох и любила же я всё придумывать! Напеку пирогов из глины и угощаю всех взрослых. И все берут, едят понарошку и хвалят. Говорят: «Очень вкусные». Или сделаю духи: накрошу цветов в бутылку с водой и хожу всех «душу». И все улыбаются. «Хорошие духи», — говорят.
Но однажды осенью, когда на улице было холодно, мне вдруг захотелось, чтобы снова было лето. Я взяла и придумала, что на улице тепло, и сказала всем, что вот-вот выйдет солнце и будет жарко. Подружки не поверили, а моя младшая сестрёнка поверила. И убежала на улицу в одном платье да босиком. Весь день она бегала, всё ждала солнышка, а вечером слегла. И тут я поняла, что одно дело придумывать, а другое дело врать.
Вот какая у меня была бабушка! Такая выдумщица! Оказывается, я был весь в неё. И главное, она была ещё хитрющей. Я-то думал, её легко провести, а она и не верила мне никогда. Только делала вид, что верит.
К. Мелихан
Как я помогаю своей бабушке
Я очень люблю свою бабушку и всегда ей помогаю.
Сначала мы с бабушкой пол моем. Я на него компот проливаю, а бабушка вытирает.
А потом я помогаю бабушке зашивать дырки. Я дырки делаю, а бабушка зашивает.
А потом мы с бабушкой вместе стираем. Она — бельё в ванной, а и двойку в дневнике.
А потом мы с бабушкой идём гулять. Я — на улицу за мячом гоняться, а она на балкон бельё вешать.
А потом мы с бабушкой гладим. Она бельё, а я кошку.
А потом мы вместе диктант пишем. Бабушка пишет, а я диктую.
А потом мы с бабушкой покупаем в магазине продукты и несём их домой. У меня в руках — бутылка с пепси-колой, а у бабушки в одной руке мешок с картошкой, а в другой — я с бутылкой.
А потом мы с бабушкой книжку читаем. Бабушка читает, а я сплю.
Вот какой я у бабушки помощник!
К. Мелихан
Кое-что о румбе
Облокотившись о парапет, Минька любовался белоснежным лайнером.
— Нравится? — спросил кто-то за его спиной.
Минька скосил глаза через плечо — светловолосый лейтенант тоже смотрел на океанскую громадину.
— Ничего, — как можно безразличней ответил Минька. — Но когда я стану капитаном, у меня будет посудина и повыше.
— Точно, — сказал лейтенант. — К тому времени корабли будут покруче. Только вот капитаном стать не так-то просто.
— Никто и не говорит, что просто, — обиделся Минька. — Чтобы стать капитаном, надо...
— Хочешь, я определю, сможешь ли ты стать моряком? Для этого ты должен ответить, что значит одно слово.
— И только-то!
— Пока — да,— сказал лейтенант. — Итак, завтра в это же время на этом же месте ты расскажешь мне о румбе.
...Придя домой, Минька сразу же начал ворошить свои книги и журналы, но о румбе ничего не нашёл. Он уже собрался идти в библиотеку, но бабушка, узнав, ради чего он «отправится за семь вёрст киселя хлебать», сказала:
— И только-то? Да о румбе я могу говорить целый вечер...
...— Слушаю твой рассказ о румбе, — сказал лейтенант на другой день.
— Мало об этом слушать, это надо смотреть,— наставительно сказал Минька и щёлкнул пальцами.— И-и-и оп-па! Па-ра па-ра-ра, па-ра, па-ра-ра!
Лейтенант засмеялся. А Минька, вдохновляясь всё больше и больше, стал подёргивать плечами, притоптывать и орать во всю глотку:
— Па-ра, па-ра-ра, па-ра, па-ра- ра! Оп-па! Румба!
Лейтенант хохотал, хлопал в такт ладошами. Тут-то Минька и почувствовал подвох.
— Вы почему смеётесь? — спросил он, тяжело дыша, и остановился.
— А потому, что ты не заглядывал в морской справочник.
— Откуда вы знаете?! — ахнул Минька.
— А я всё знаю,— сказал весёлый лейтенант.
— И то, что из меня моряк но получится? — дрогнувшим голосом спросил Минька.
— Почему же? Может ещё и получиться — если прочтёшь о румбе сегодня.
— Значит, завтра на том же месте? — обрадовался Минька.
— Нет, — вздохнул лейтенант. — Завтра я ухожу в своё первое кругосветное плавание. На этом вот лайнере.
— А как вы узнаете, выполнил я задание или нет?
— Узнаю, — сказал лейтенант и, махнув Миньке на прощание рукой, пошёл вдоль по набережной.
...Гардеробщица в библиотеке была очень любопытной.
— За книжкой о пиратах пришёл?
— Нет, — сурово сказал Минька. — Мне об одном слове узнать надо.
— О каком же? — не отставала любопытная гардеробщица. — Может, я подскажу?
— Ни в коем случае! — замотал головой Минька.
Через полчаса он вышел в гардероб и, положив на деревянный барьер морской справочник, подал номерок.
— Ну как? — спросила гардеробщица, перекидывая через барьер Минькину куртку.— Узнал?
— Узнал, — ответил Минька. — Всё узнал о румбе.
— О румбе? — переспросила гардеробщица. — Так о румбе и я бы могла с тобой поделиться.
— Догадываюсь, что бы вы мне рассказали, — усмехнулся Минька, застёгивая молнию. — Что румба — это быстрый мексиканский танец.
— Почему же? — возразила гардеробщица. — Я бы сказала, что румб — это деление на компасе, равное 1/32 горизонта.
Минька прямо рот открыл от удивления.
— Не удивляйся, — сказала гардеробщица. — У меня внучок лет пятнадцать назад тоже моряком мечтал стать. А один капитан возьми да и спроси его о румбе. Ну, я, конечно, рассказала внуку о танце. Но ничего: капитан добавил ему ещё день.
У Миньки перехватило дыхание.
— И ваш внук стал моряком?
— А как же, — гордо сказала гардеробщица. — Читал много, потом в мореходку поступил.
— А сейчас он лейтенант? — спросил Минька.
— Лейтенант, — насторожилась гардеробщица.
— И завтра уходит в своё первое кругосветное плавание! — сказал Минька.
— А ты откуда знаешь? — удивилась гардеробщица.
— Я всё знаю, — сказал Минька. — Вернее, я всё буду знать.
В. Бороздин
Павкина задача
Юлька заглянула черед плечо брата и сразу поняла, что он пишет домашнее сочинение.
— Вижу ошибку, — сказала она.
— Ну и видь, — отозвался Павка.
— Одесса пишется не с одним «с», а с двумя.
— Чего-чего-о? — прищурил глаз Павка. — Скажет тоже: «с двумя»! Да Москва, если хочешь знать, больше Одессы, и то с одним «с» пишется!
— Тебя не убедишь, — махнула рукой Юлька. — А что по арифметике задали?
— Задачку. Я её уже решил.
— Покажи.
— Вот, — подтолкнул Павка тетрадь. Юлька полистала.
— Какое сегодня число? Десятое? А здесь только девятое. Где же сегодняшняя задачка?
— Там, — буркнул Павка.
— Нет, ты покажи, где.
Павка выхватил тетрадь из Юлькиных рук и тоже стал листать. Задачки не было.
— Она была тут, — ткнул он пальцем в чистую страницу, — на этом самом месте. Провалиться мне, если вру!
— Куда же она делась?
— Не знаю... — недоумённо пожал он плечами.
— Павка, выходи-и! — донеслось со двора. Павка лишь кинул взгляд на окно.
— Раз задачка исчезла, — резонно сказала Юлька, — решай заново.
— Ну да! — взвился Павка. — Что я — лопух какой, чтобы решённую задачку решать еще раз!
— Выходи-и-и!! — донеслось снова. Павка сгрёб тетрадки, сунул в портфель и побежал к двери. Но вдруг остановился.
— Лучше бы обед сварила, я голодный как волк, — крикнул он и хлопнул дверью.
Юлька пошла на кухню. Достала кастрюлю. Но тут зазвонил телефон.
— Привет, Юль. у нас билеты в кино, пойдём с нами,— послышалось из трубки.
— Не могу, — ответила Юлька, — мама в командировке, мне нужно обед сварить. А впрочем... — она на секунду задумалась. — Ладно, бегу!
Домой из кино Юля не спешила. А когда пришла, Павка чуть не с кулаками накинулся на неё.
— Где была? Почему обед не сварила? Мама тебе что наказывала?
— А я сварила,— спокойно сказала Юлька, — украинский борщ. Знаешь, какой мировой! Со свёколкой, с томатом, — причмокнула она, и картошку порезала крупно, как ты любишь.
— Где этот твой борщ? Ну, покажи, где?
— На плите, ещё, наверно, тёплый. Они прошли на кухню. Павка с грохотом поднял с кастрюли крышку.
— Где твой борт со свёколкой, с томатом, с картошкой, а?
— Да, пуста... — удивлённо развела руками Юлька. — Но, знаешь, Павка, я же варила, вот провалиться мне на этом место, он был здесь, в этой самой кастрюле!
— Безобразие! — взорвался Павка. — Не успела мама уехать...
— Верно, безобразие, — согласилась Юлька, — не успела мама уехать, как началось невесть что: у тебя пропала из тетрадки решённая задачка, а у меня из кастрюли пропал совсем уже сваренный борщ.
Павка как-то странно посмотрел на Юльку, потом на пол, будто там могли быть следы исчезнувшего борта, вздохнул и подтянул на брюках потуже ремешок.
— Ладно уж, доставай тарелки, — засмеялась Юлька, — у меня не убежит, как твоя задачка.
И развернула укутанную в одеяло кастрюлю с дымящейся гречневой кашей.
Т. Пономарёва
Волшебные шнурки
Пришёл ко мне волшебник и спрашивает:
— Мальчик, скажи, чего ты хочешь такого?.. Волшебного?
Я сказал:
— Хочу не ходить в детский сад и, самое главное, чтобы папа и мама тоже были со мной дома. Всегда-всегда! А то мама целый день в институте, а папа — на работе. Только вечером видимся. Папа всё про работу рассказывает — про машины свои, мама про институт — про экзамены да зачёты, а я про детский сад — во что играли там, какие цифры учили. Вот я и хочу, чтоб мы никуда не уходили.
— Ладно, — сказал волшебник, — это уж проще простого!
Он заглянул в шкаф, куда мы ставим обувь, и тут же ушёл.
А на следующее утро стали собираться из дома выходить, пальто уже надели, шапки, я и думаю: «Эх, волшебник, а ещё хвалился, говорил проще простого! — а сам ничего не сумел...»
Вдруг пана и говорит:
— Что-то у меня ботинки не зашнуровываются?
И мама тут же:
— И у меня. Чудеса какие-то...
Тут и я свои ботинки надел: вденешь шнурок в дырочку — думаешь, в следующую вдел, а оказывается, всё на том же месте!
До вечера шнуровали: мы с папой ботинки, а мама туфли.
Потом папа в окно посмотрел и говорит:
— Раздевайтесь. Вечер наступил. Все люди уже с работы идут.
Мы разделись, поели, о шнурках поговорили, спать легли.
На следующее утро начали собираться — и опять! Шнуруем, шнуруем — всё на одном месте...
Так каждый лень у нас и пошло: с утра до вечера ботинки шнуруем, а как темно станет, сядем и друг с другом о шнурках говорим.
А однажды утром я совсем рано проснулся. Чувствую — не могу на эти шнурки больше смотреть, прямо босиком бы в сад убежал, там хоть цифру новую покажут...
Выхожу в коридор, а папа пальто надевает. Меня увидел и говорит:
— Я вообще-то и в тапочках могу до работы доехать, вот подожму в автобусе ноги, никто и не увидит...
И уехал.
Только дверь за ним закрылась, откуда ни возьмись — волшебник.
— Так вы моё волшебство соблюдаете! — говорит. — Не вожусь я с вами больше, отдавайте мои шнурки!
И забрал.
А мы и рады!
Александр Лисняк
Велосипед и всё лучшее
Когда я вышел за калитку, Тимоха катался на велосипеде.
— Мне купили велосипед! — сказал Тимоха, подъезжая ко мне и ставя ногу на асфальт. Штаны у него были заколоты красными пластмассовыми прищепками, а кепка сдвинута на затылок.
У велосипеда мне больше всего понравилась цепь и фара. А еще под сиденьем болталась кобура из жёлтой кожи.
— Там что? — спросил я, трогая кобуру пальцем.
— Инструменты, — сказал Тимоха, небрежно побренчав кобурой.
Я стоял и смотрел. Что ещё скажешь человеку, у которого есть велосипед, когда у тебя нет ничего?!
— Хочешь покататься? — спросил Тимоха. — Только недалеко!
— А я не умею, — сказал я.
— А ты садись, я тебя научу, — сказал Тимоха. — Настоящий мужчина должен уметь кататься на велосипеде, фотографировать, плавать и драться. Понял?
Мне почему-то от его слов стало тоскливо.
— Я лучше на багажнике, — сказал я. — Или я буду бегать за велосипедом? А?
— Нет. Садись! — неумолимо сказал Тимоха.
Так у меня ноги до педалей не достанут... Короткие они! — с ужасом сказал я.
— А ты сядь на раму. Главное — не прекращай крутить педали, — сказал Тимоха. — Ну?!
Тимоха толкнул велосипед, и я начал крутить педали. Я несся по улице весь во власти безжалостного велосипеда. Я обогнал мчащийся грузовик, задохнувшись в едком ударе ветра.
— Стой! — закричал Тимоха.
Но я почувствовал, что, как только я остановлюсь, велосипед упадёт на бок.
— Лучше бы я бежал! — закричал я, всё быстрее крутя педали, чтобы не упасть.
На меня неслась другая машина. Одна фара у нее почему-то горела. Я свернул, вылетел с обочины, как с трамплина, и помчался вниз по тропинке к пустырю. Ветки ивняка хлестали по лицу, я сжался от предчувствия того, что любой из окружающих предметов, вдруг ставших враждебными, может меня ударить.
Впереди я увидел канаву и тонкую жёрдочку через неё. Я закрыл глаза. Промчался по жёрдочке, и она за моей спиной переломилась.
Теперь я окончательно не знал, упасть мне или продолжать ехать.
Я пролетел шуршащий шероховатый камыш и выехал на середину мелкого озера, разделив воду на пробор.
Велосипед кренился на бок, пока я не уперся ногой в дно. Было потрясающе тихо. Недалеко от меня шлепнулась в воду лягушка и косо ушла головой в дно. Вокруг разбегались круги, мелкие волны всплескивали о берег.
Я вывел велосипед из воды. Глаза мои еще слезились, а в ушах шумел ветер. Земля сонно кружилась и кренилась.
Из-за деревьев выскочил Тимоха.
— Ну как, цел? — он бросился к велосипеду и стал ощупывать, вращать рукой переднее колесо, поворачивать руль.
Потом сел и поехал. Я смотрел против солнца на прозрачно сверкающие спицы, пока Тимоха не исчез за деревьями.
Лягушка всплыла и вытаращилась на меня.
— Теперь научусь плавать, — сказал я и начал не спеша раздеваться.
Ю. Буковский
Укрощение велосипеда
— Научиться управлять этим скакуном совсем не простое дело! — сказал папа Серёже, выводя новенький детский велосипед на асфальт перед дачей.— Но со мной ты его освоишь мгновенно!
— Может, вначале на тропинке попробуете или на травке? — крикнула с крыльца мама.— Падать не так больно!
— За сына не переживай! — успокоил её отец.— Царапины не будет— обещаю! Ставишь левую ногу на педаль,— показал он Серёже,— толкаешься правой — и ты верхом на велике!
Но через седло папа перескочил.
— Разберём ошибку, — сказал он, поднимаясь с асфальта и осмотрев ободранный локоть.— Велосипед маловат, а толчок сильноват! Держи мустанга! — попросил он Серёжу.— Не то опять сбросит!
Со второй попытки с помощью сына отцу всё-таки удалось оседлать машину.
— Понял, как надо? — спросил он.— Теперь нажимаем на педали и мчимся вперёд! Показываю поворот! — закричал папа.
Но колени его запутались в руле, и он показал полёт на велосипеде в канаву.
— Делай, как я,— сказал папа, вылезая из лужи на дне канавы,— но не повторяй моих ошибок! — И он потёр ушибленные места,
Серёжа уже собрался было оседлать непослушный велосипед, но папа остановил его:
— Стоп! Закатай штанины, а то упадёшь!
Серёжа загнул джинсы, сел и поехал, а папа побежал рядом, держась за руль и седло.
Но вдруг он запрыгал на одной ноге и упал, повалив на себя и железного скакуна, и сына. Серёжа сразу вскочил и постарался стащить велосипед с папы. Но не тут-то было!
— Штанина в цепь попала! — объяснил отец.— Надо было и мне брюки закатать!
— Какой ужас! — воскликнула мама и кинулась ощупывать Серёжу.
— Не волнуйся! — успокоил её из-под машины отец.— На сыне ни одной царапины! Как и обещал! Все ссадины и шишки на мне!
Мама отцепила папу, отвела его в сад и уложила в гамак.
— Перенесём тренировку примерно дня на два! — объявил папа.— Пока не заживут раны!
— А я вообще запрещаю тебе садиться на эту адскую машину! — приказала мама.— Завтра же её продадим!
Серёжа осмотрел новенький велосипедик, на котором папа успел поставить только три царапины. Он мало чем отличался от его старого, с двумя колесиками сзади для устойчивости. «А что если самому попробовать?» — подумал он, сел на непокорный велосипед и вначале, пока не набрал скорость, повилял рулём, но удержался, не упал, потом сильнее нажал на педали и всё быстрее и увереннее покатил вперёд.
М. Дружинина
От приятного к неприятному
Первого апреля Павлик начал шутить прямо с утра.
Смял бумажку в комочек и позвал Мушку.
— Мушечка! Ко мне! Дам кое-что вкусненькое!
Мушка замяукала — мол, давай скорее, если вкусненькое.
— С первым апреля, — расхохотался Павлик, бросив кошке бумажку.
Мушка понюхала, отвернулась и пошла прочь. Даже поиграть не захотела — обиделась.
— Глупая! Шуток не понимает, — возмутился Павлик. — Буду шутить с Кирюшей. Кирюша всё-таки человек — должен понимать. Кирюша!
— Я здесь! — пропищал из-за дивана братишка.
— Вот и сиди пока там, — сказал Павлик. Он срочно съел конфету и завернул в нарядную обёртку корочку хлеба. — Кирюша! Вылезай! Вот это тебе, — и Павлик торжественно протянул «конфету».
Кирюша живо схватил её, развернул — в руках оказалась чёрная сухая корочка. Кирюша ничего понять не мог и на всякий случай разревелся.
Павлик испугался.
— Ты чего?! Ты смеяться должен! Это шутка — первое апреля!
Но Кирюша ревел и ревел. Остановился только тогда, когда Павлик выдал настоящую конфету.
Павлик растерялся — никто не понимает его шуток! И почему так получается? Когда мама вернулась из магазина, Павлик выложил ей все свои огорчения...
— От твоих шуток, — сказала мама,— и у Мушки, и у Кирюшки сплошные разочарования. Ожидали приятного, а вышло — наоборот! Нужно, чтобы шутка шла в другую сторону — от неприятного к приятному. Вот тогда все будут веселы и довольны!
Как хорошо мама умеет объяснить! Теперь Павлику всё стало ясно.
Вскоре пришли гости. Тётя Люся и дядя Юра. Весёлые, с цветами. И сейчас же начались шутки. Ведь первое апреля на дворе!
— У тебя пуговица оторвалась, — сказал дядя Юра.
Но Павлика не проведешь! Он закричал:
— Первое апреля — никому не верю! А у вас бантик на голове!
Дядя Юра сделал большие глаза и возмущённо спросил:
— Говори честно, ты завязывала мне бантик?
Тётя Люся засмеялась и сказала:
— Конечно, завязывала — ведь сегодня праздник — первое апреля!
И все засмеялись. А Павлик был особенно доволен — его шутка удалась. Она оказалась как раз такой, как нужно. С переходом от неприятного к приятному.
Чего уж тут приятного для дяди Юры, ходить как чучело, с бантиком. А то, что бантика не оказалось, приятная неожиданность.
За столом веселились, шутили. Чувствовали себя замечательно. И тут Павлику захотелось отколоть такую шутку, та-а-акую! Чтобы все вообще закачались! И сказали про него: «Во даёт! Ну, шутник!»
В самый разгар веселья он вылез из-за стола и пробрался в детскую. Встал посередине комнаты. Да как завопит истошным голосом:
— А-а-а-а-а-а!!! Помогите! А-а-а-а!
Загрохотали стулья, в коридоре рухнул со стены велосипед. И в комнату влетели все — родители и гости — бледные и красные.
— Боже мой! — воскликнула мама. — Что случилось?!
— С первым апреля! — ясно, с расстановкой сказал Павлик.
— Ты с ума сошёл! Разве можно так шутить? У меня чуть сердце не разорвалось, — и мама без сил опустилась на стул.
— Во даёт! Ну и шутник, — только и вымолвили тётя Люся и дядя Юра.
А папа молча, без всяких шуток, отшлёпал Павлика.
Опять получилось не совсем удачно, в другую сторону, — от приятного к неприятному. Оказывается, сложное это дело — правильно шутить!