К нему поздно пришла слава, признание задержалось из-за строгости и взыскательности к себе.
А между тем, Анненский ― поклонник античности и словесности, прекрасный знаток древнегреческого и французского языков, директор нескольких гимназий и педагог. Переводчик трагедий Еврипида и европейских лириков, литературный критик и эссеист. Имел чин действительного статского советника, был членом учёного комитета министерства народного просвещения, инспектором учебного петербургского округа.
Иннокентий Фёдорович ездил с проверками по разным учебным заведениям. Как боялись чопорного, застёгнутого на все пуговицы чиновника с пугающей неподвижностью лица!
Рассказывают, что однажды ему в руки попала пачка письменных переводов с латинского языка и одна из работ ему понравилась художественным изяществом и точностью. Анненский похвалил её автора, не зная, что написавшего этот перевод гимназиста хотят отчислить из-за двойки по письменному экзамену по математике.
Когда инспектор посмотрел контрольную по математике, за которую была выставлена неудовлетворительная оценка, он убедился, что экзаменаторы выставили её в строгом соответствии с утверждёнными нормами. Справедливо поставленная отметка могла решить судьбу талантливого гимназиста. Разве можно было представить, какими последствиями для юноши обернулось бы это исключение? На что опирался Анненский, принимая решение: на сочувствие или на закон?
Инспектор прекрасно понимал, что правильнее признать силу закона. Однако предложил исправить двойку на три с минусом. Всегда строгий и принципиальный инспектор сам нарушил правила. Оценка была исправлена, а гимназист продолжил учёбу. Читателю важно знать, что спасённый Анненским юноша впоследствии стал известным художником-графиком. Иннокентий Фёдорович разглядел в другом человеке себя и сочувствие было единственно возможным движением души совестливого педагога, понимающего, что он может повлиять на судьбу ученика, оказав помощь в сложной ситуации. В этом поступке проявилось «всепонимающее и всепрощающее добро» поэта Анненского.
Иннокентий Федорович Анненский (1856-1909) ― поэт Серебряного века, чьи стихи знали только домашние. Автор всего двух поэтических сборников, но один («Тихие песни», 1904) вышел в печати под псевдонимом Ник. Т-о, отсылая нас к гомеровскому страннику Одиссею. Второй «Кипарисовый ларец», уже посмертный, стал известен в 1910 году благодаря тому, что его составил сын поэта Валентин. В 1923 году вышел сборник, состоящий из неизвестных стихов поэта.
И символисты, и акмеисты считали творчество Анненского по-своему привлекательным. Одним нравились его эстетические поиски, другие видели в нём своего предшественника.
Столь различные ипостаси, в которых Иннокентий Фёдорович проявил свой необыкновенный талант, соединились в личности сложной, замкнутой, самоуглублённой, внешне закрытой и оригинальной. Никто в общем-то не знал его «поэтического голоса», тоскующего в одиночестве. Одних только стихотворений со словом «тоска» в заголовках 14 штук.
Будучи плоть от плоти городским человеком, Иннокентий Фёдорович был сосредоточен на внутреннем мире человека и создавал именно городские, а не деревенские пейзажи. Его интересовали старые вещи, среди которых можно найти искалеченные временем статуи, сломанные часы, увядающие цветы, куклу, шарманку… Они становятся «собеседниками» лирического героя и помогают рассказывать о переживаниях, трагической судьбе и хрупкости бытия.
Пожалуй, исключением будет стихотворение «Ветер», хотя и оно прекрасно иллюстрирует своеобразие поэзии Иннокентия Анненского.
Ветер
Люблю его, когда, сердит,
Он поле ржи задёрнет флёром
Иль нежным лётом бороздит
Волну по розовым озёрам;
Когда грозит он кораблю
И паруса свивает в жгутья;
И шум зелёный я люблю,
И облаков люблю лоскутья...
Но мне милей в глуши садов
Тот ветер тёплый и игривый,
Что хлещет жгучею крапивой
По шапкам розовым дедов.
За что же лирический герой любит ветер? Наверное, за мощность, за эпические проявления. Это ветер-стихия. Это ветер-сила. Но лирическому герою «милей» другой ветер — тёплый, игривый, почти бытовой, несущий в себе сложный, ностальгический смысл.
Ветер ― символ изменчивости природы и человеческих эмоций. От его дуновений поле колышется, волны набегают на берег. Агрессивный и опасный, он создаёт вихри и бури: «грозит» кораблям, «свивает в жгутья» паруса, рвёт облака в «лоскутья». А бывает ещё тёплым и игривым!
Композиция стихотворения построена на антитезе: сердитый — игривый ветер (настроение разное), простор полей и озёр — глушь садов (пространство безграничное и приватное).
Образ ветра содержит двойственность состояния и противоречивость чувств: всему происходящему он придаёт драматическую напряжённость, обнажает уязвимость человека, но может быть и источником комфорта.
Сначала ветер предстаёт в роли могущественного творца: «он поле ржи задёрнет флёром», словно сценограф, использующий дорогую полупрозрачную ткань (флёр) для создания таинственности. Метафора «нежным лётом бороздит волну» делает ветер утончённым художником, который рисует на воде. Ветер превращается в тирана, когда «грозит он кораблю и паруса свивает в жгутья», не творит, а разрушает, обретая поистине грозную, титаническую силу.
Герой любит эту разрушающую мощь, любит и «шум зелёный» леса, и «лоскутья облаков» (ветер их рвёт в клочья). Однако тот ветер, что милей, описывается иначе: через мимолётные проявления, связанные с памятью, увяданием, скрытой болью. Многогранность природной стихии сродни самой жизни. Ведь в ней встречаются и печали, и радости, и расставания.
В этом стихотворении за внешней простотой скрывается игра смыслов и намёков. Загадка кроется и в сложной метафоре «…Что хлещет жгучею крапивой / По шапкам розовым дедов». Возможно, под фразой «шапки розовых дедов» подразумеваются цветущие кусты садового мака с розовыми большими лепестками. Мак в поэзии часто ассоциируется с беззаботной юностью, сном, забвением. Слово «деды» придаёт этим цветам связь с прошлым, с предками.
Другая часть метафоры «хлещет жгучею крапивой» создаёт картину, как ветер раскачивает крапиву, которая хлёстко бьёт по макам. Соединение «жгучей» крапивы (символа боли, ожога, неприглядной реальности) и «розовых» маков (символа грёзы, красоты, забвения) рождает мощный поэтический образ.
Ветер времени и памяти в «глуши садов» прошлого сталкивает между собой прекрасные, но наивные иллюзии («розовые шапки») и жгучую правду жизни, боль воспоминаний («крапива»). Лирическому герою дорог именно тот ветер, который не разрушает корабли, а тревожит душу, вызывая сложную смесь ностальгии, нежности и боли.
Поэт отказывается от романтического воспевания бури, находя гораздо более глубокую и трепетную красоту в тихом саду прошлого, где радость неотделима от грусти, а прекрасные грёзы («розовые шапки») навсегда пронзены жгучей правдой воспоминаний («крапивой»).
Перелистаем томик Анненского. Выберем стих… О любви? Природе? Жизни?
В «Стансах ночи» всё загадочно и неуловимо. «Смычок и струны» вызывает грусть и осознание неизбежности страданий. «Снег» заставляет размышлять о тяжкой обузе зимы. «Старую шарманку» знобит от злых обид и старости, и «в трауре» весна. Эти стихи проникнуты состраданием, жалостью, тоской, одиночеством.
Давайте всё-таки прочитаем три «романса» об осени, зиме и весне.
Осенний романс
Гляжу на тебя равнодушно,
А в сердце тоски не уйму...
Сегодня томительно душно,
Но солнце таится в дыму.
Я знаю, что сон я лелею, —
Но верен хоть снам я, — а ты?..
Ненужною жертвой в аллею
Падут, умирая, листы...
Судьба нас сводила слепая:
Бог знает, мы свидимся ль там...
Но знаешь?.. Не смейся, ступая
Весною по мёртвым листам!
1903
О чём «Осенний романс»? Кажется, о несчастливой любви. Она угасает, и скоро настанет час расставания с возлюбленной. Герой тоскует, а его подруга равнодушна. Их отношения близки к разрыву. И если раньше они были искренними, то теперь превратились в «ненужную жертву», обречённую на умирание, как осенние листы.
Внешне картина осени передана кратко: «сегодня душно» и туманно, «солнце таится в дыму», в аллее много мёртвой листвы. Герой сосредоточен на своём внутреннем состоянии и размышляет о будущем. На самом деле он тоскует, хотя и скрывает свои чувства.
«Солнце в дыму» символизирует угасание надежды на счастье. Счастье осталось в прошлом, не зря ведь герой «лелеет сон» о нём, мечтая о взаимности. Образ падающих листьев есть метафора увядания не только отношений, но и самой жизни. Их встреча была предопределена судьбой. Но в финале герой призывает не смеяться над «мёртвыми листьями» весной, чтобы не обесценить прошлое, даже если оно невозвратно ушло.
Риторические вопросы: «А ты?», «Бог знает, мы свидимся ль там?..», «Но знаешь?.. Не смейся…» — создают ощущение диалога с возлюбленной и с самим собой. В осеннем увядании есть своя печальная красота, а в расставании светлая грусть воспоминаний.
Перед нами «Зимний романс».
Зимний романс
Застыла тревожная ртуть,
И ветер ночами несносен...
Но, если ты слышал, забудь
Скрипенье надломанных сосен!
На чёрное глядя стекло,
Один, за свечою угрюмой,
Не думай о том, что прошло;
Совсем, если можешь, не думай!
Зима ведь не сдастся: тверда!
Смириться бы, что ли... Пора же!
Иль лира часов и тогда
Над нами качалась не та же?..
Что же приносит зима лирическому герою, оказавшемуся в одиночестве и неопределённости? Справится ли он со своими переживаниями? Кажется, нужно отрешиться от прошлого, принять печаль настоящего и найти силы дальше жить.
Зима проявляет себя как обычно морозами и стужей. Напряжённые образы: «застыла тревожная ртуть», «ветер ночами несносен», «скрипенье надломленных сосен» создают ощущение дискомфорта, тревоги, надвигающейся беды.
Образ «чёрного стекла» символизирует пустоту: за окном ничего не видно, а «свеча угрюмая» не способна развеять мрачную тьму. Бывшая возлюбленная умоляет забыть прошлое навсегда: «Но, если ты слышал, забудь», «Не думай о том, что прошло», «Совсем, если можешь, не думай!» Повтор слов «не думай» усиливает призыв к забвению.
Зима становится символом суровых испытаний и не собирается сдаваться. Идея «смириться» звучит как единственно возможный выход. Вопрос о «лире часов» самый загадочный и многозначный. Он может означать или ход времени, который неумолим, или же судьбу, которая уже предрешена и неизменна.
Стихотворение заставляет задуматься о важности внутренней силы, о способности преодолевать трудности, о принятии жизни во всей её сложности и неоднозначности. Несмотря на мрачные образы, в нём присутствует и надежда – надежда на то, что даже в самые суровые времена можно найти силы для существования, пусть и окрашенного грустью.
Читаем «Весенний романс».
Весенний романс
Ещё не царствует река,
Но синий лёд она уж топит;
Ещё не тают облака,
Но снежный кубок солнцем допит.
Через притворенную дверь
Ты сердце шелестом тревожишь...
Ещё не любишь ты, но верь:
Не полюбить уже не можешь...
Весной мы ждём чего-то светлого, ясного, в предчувствии томится наша душа. Весной хочется любить всё вокруг! Но повторяющийся союз «ещё не… но» создаёт ощущение переходного состояния: «не царствует река» — ещё нет половодья, разлива воды, могущества стихии, но процесс уже запущен, река пробуждается («синий лёд она уж топит»).
«Ещё не тают облака» — они зимние, тёмные, снежные, но уже на земле лежит последний снег, солнце его скоро растопит (метафора «снежный кубок солнцем допит» превращает таяние снега в некий ритуал, когда победа тепла над холодом уже предрешена).
«Ещё не любишь ты» — разум не осознал новое чувство, но в самой глубине таится любовь, и она необратима. Будущее за ней («не полюбить уже не можешь»).
Метафора «притворенная дверь» — это дверь полуоткрытая, как будто сердце ещё не распахнуто навстречу чувству, но уже не заперто глухо. Любовь, как и весна, уже проникает внутрь.
«Ты сердце шелестом тревожишь» — неуловимый звук, еле слышимый, так и любовь ещё не страсть, а лёгкое волнение, предчувствие зарождения любви. Весеннее обновление мира влияет и на человека. Любовь приходит к нему естественно и неотвратимо, как весна.
«Весенний романс» — это виртуозно созданный лирический этюд о самом начале большого чувства. Показан момент её зарождения — тот миг, когда сердце уже «тревожится» и отступать поздно. Через изящные образы природы автору удалось выразить тончайшие движения души, узнаваемые любым человеком, кто когда-либо переживал подобное состояние.
Читая эти «природные» романсы, мы постигаем своеобразие поэзии Иннокентия Анненского: сочетание трагического мироощущения и поиска смысла жизни, болезненное переживание быстротечности счастья и красоты, столкновение мечты и реальности, стремление передать неуловимые связи внутреннего мира человека с окружающим миром.
Итак, мы постепенно приближаемся к личной тайне поэта. Она раскрывается в стихотворении «Стансы ночи» и прямо содержит указание, что посвящено О.П. Хмара-Барщевской.
Стансы ночи
О.П. Хмара-Барщевской
Меж теней погасли солнца пятна
На песке в загрезившем саду.
Всё в тебе так сладко-непонятно,
Но твоё запомнил я: "приду".
Чёрный дым, но ты воздушней дыма,
Ты нежней пушинок у листа,
Я не знаю, кем, но ты любима.
Я не знаю, чья ты, но мечта.
За тобой в пустынные покои
Не сойдут алмазные огни,
Для тебя душистые левкои
Здесь ковром раскинулись одни.
Эту ночь я помню в давней грёзе,
Но не я томился и желал:
Сквозь фонарь, забытый на берёзе,
Талый воск и плакал и пылал.
Стихотворение начинается с момента перехода от дня к ночи. Ночь — многогранный образ: это и возлюбленная, и мечта, и таинственное состояние мира, и метафора недостижимого идеала. Поэт постоянно подчеркивает, что сущность ночи невозможно ухватить и определить («сладко-непонятно», «не знаю, кем», «не знаю, чья»).
«Загрезивший сад» сразу погружает нас в мир полусна, тайны, неясных видений. Обещание, ожидание становится центральным нервом всего стихотворения. Анненский использует сложные сравнения в описании возлюбленной: она «воздушней дыма» и «нежней пушинок». И, увы, принадлежит не ему, а другому. О ней можно только мечтать, и в этом неуловимом кроется её истинная ценность.
Ночь в саду не нуждается в пышных убранствах, как в доме. «Алмазные огни» — метафора звёзд. Но для неё они не сойдут. Удел любимой— «пустынные покои», что подчеркивает её глубокое одиночество и невозможность встречи. В саду ночью сильно и сладко пахнут левкои, скромные, неяркие цветы, но дарящие своё благоухание только в темноте. Красота ночи не для всеобщего обозрения, а для интимного свидания.
«Пустынные покои», «загрезивший сад», «забытый фонарь» — всё это создает атмосферу уединения и молчаливого страдания. Автор стихотворения с особым вниманием относится к оттенкам и стремится лишь обозначить неназываемое чувство: «не сойдут алмазные огни», «я не знаю…», «не я томился и желал». Мучительная любовь преображает мир: «погасли солнца пятна» в загрезившем саду, «в пустынные покои» проникает аромат душистых левкоев. Но назначенная встреча не состоится, о чём свидетельствует «фонарь, забытый на берёзе».
Перечитаем строки: «Эту ночь я помню в давней грёзе, / Но не я томился и желал…» Лирический герой словно отделяет себя от страсти и томления, связанных с этой ночью. Его переживание — это «давняя грёза», нечто смутно вспоминаемое, а не переживаемое вновь. Страдание и горение перенесены на внешний объект — «фонарь, забытый на берёзе». Это символ одинокого света, пытающегося противостоять тьме. А слово «забытый» подчеркивает его ненужность.
Заключительная фраза стихотворения «Талый воск и плакал и пылал» — это апофеоз трагизма. Фонарь со свечой одновременно и плавится («талый воск» — признак тления, угасания), и горит («пылал»). «Плакал» — одушевление, придание страданию физической формы. Этот образ воплощает агонию: невозможно погаснуть и невозможно гореть без самоуничтожения. Это страдание, которое лирический герой наблюдает со стороны, словно вспоминая чужую сильную боль. Его переживание рефлексивно и отстранённо, а подлинная мука принадлежит другому («фонарь…»).
Стиль Анненского можно назвать поэтическим импрессионизмом. Поэт передаёт не предмет, а впечатление от него («погасли пятна», «воздушней дыма»). Все образы (ночь, левкои, фонарь) многозначны и несут глубокую символическую нагрузку, выходящую за рамки бытового смысла. Ассонансы и аллитерации (например, «а», «э», «л», «н»: «пЯтнА нА пЕскЕ», «Всё в тебе так слАдко-непонЯтно») организуют мелодичную, завораживающую ритмику, соответствующую грёзам. Короткие, обрывистые фразы («Но твоё запомнил я: “приду”», «…но мечта») делают речь интимной и нервно напряжённой.
«Стансы ночи» — лирическая миниатюра, в которой поэт говорит не столько о ночном пейзаже, сколько о сложном чувстве, сотканном из ожидания («приду»), благоговейного восхищения перед недостижимой красотой и горького осознания, что истинное, разрушительное горение («талый воск») — это удел кого-то другого. Стихотворение становится размышлением о природе мечты, памяти и той тонкой грани, где восхищение сменяется отстранённым наблюдением за чужим страданием.
С тридцатишестилетней Диной (сокращённое от Надежды) Барщевской двадцатидвухлетний Анненский познакомился, когда стал репетитором двух её сыновей от первого брака. Барщевская рано овдовела, оплакивание мужа затянулось и вызвало депрессию. В документах она стала именовать себя Хмарой-Барщевской.
Сильное увлечение «Динушей», как Анненский называл её в письмах, привело к стремительному браку, а затем к воспитанию двух пасынков, рождению собственного сына Валентина. Иннокентий Фёдорович жалел жену, видя её душевную неустойчивость, проявляющуюся то в чрезмерной чопорности, то в сентиментальности, и не мог её оставить.
Анненский влюбился в невестку, жену старшего пасынка Платона ― Ольгу Петровну Хмара-Барщевскую. Причём любовь эта была взаимной, но не «преступной», ибо невозможно было нарушить клятву, данную своим избранникам. У каждого свой брачный союз, расторгнуть его ― значит сделать несчастными уже не двоих, а четырёх человек. Драму эту, мучительную и неразрешимую, можно наблюдать во многих стихотворениях поэта.
Литература
- Колобаева Л. Феномен Иннокентия Анненского // Русская словесность. ― 1996. ― № 2.
- Нагибин Ю. Анненский // Смена. ― 1986. ― № 7. ― С. 27.
- Погорелая Е. Десять ключевых стихотворений мучительного Иннокентия Анненского с комментариями https://prosodia.ru/catalog/shtudii/desyat-klyuchevykh-stikhotvoreniy-muchitelnogo-innokentiya-annenskogo-s-kommentariyami
- https://annenskiy.lit-info.ru/annenskiy/stihi/stihi.htm