Сберегли, сохранили... Не дали уничтожить и потерять навсегда. Культурное наследие Ленинграда-Петербурга сберегли и сохранили те, кто не сдался, голодал, но не отчаялся, следовал всем сердцем девизу «Не отдадим!»
Когда говорят о мужестве на войне, то в первую очередь, конечно, имеют в виду солдат и командиров. Но разве мирных жителей — женщин и детей, учёных или музыкантов — мужество обходит стороной? Ленинградцы доказали это.
Познакомьтесь с очерком Василия Островского «Сберегли, сохранили». Журналист воссоздаёт образы блокадного Ленинграда и его жителей. Простые люди, работники музеев, библиотек обороняли и защищали мировые ценности искусства северной Пальмиры.
Василий Островский
Сберегли, сохранили
Ленинград держал оборону. На все попытки врага захватить город ленинградцы отвечали кратко: «Не отдадим!»
— Не отдадим!— говорили солдаты в окопах.— Ни одной улицы врагу!
— Не отдадим!— говорили жители города. — Не отдадим красоту нашего Ленинграда, его богатства!
И они тоже сражались с врагом — люди самых мирных профессий: архитекторы, художники, хранители музеев, библиотекари.
Ленинград называли тогда «город-фронт». Значит, и все его жители были фронтовиками.
...В Летнем саду рыли траншеи.
Тогда, летом 1941 года, весь Ленинград покрылся узкими сырыми щелями, куда можно было спрятаться во время бомбёжки или обстрела. Много их тогда было вырыто: свыше 370 000 погонных метров!
Но в Летнем саду рыли не щели — траншеи. Возле них стояли высокие треноги с талями, суетились землекопы, такелажники, деловито и грустно перебегал от одной траншеи к другой скульптор-реставратор Георгий Александрович Симонсон. Нелёгкое выпало ему задание: зарыть в землю знаменитые скульптуры Летнего сада. Зарыть царственного Аполлона, гордого завоевателя мира Александра Македонского, прекрасную Нимфу, зарыть «Полдень», «Закат» и «Ночь»... Конечно, всё это было очень грустно. Но необходимо. Надо было сберечь великолепные скульптуры от осколков бомб и снарядов, надёжно укрыть их.
И Георгий Александрович спешил. Стояли по-летнему тёплые дни, но приближалась осень, и нужно было торопиться.
На пересечении 6-й и 9-й аллей ушла в землю юная Аврора, скрылись в своё подземное убежище римские императоры: Юлий Цезарь, Нерон, Траян, Август, Клавдий. Богиня охоты Диана словно в последний раз улыбнулась зверинцу на памятнике дедушке Крылову. Старый баснописец сидел молча. Сурово насупясь, он наблюдал, как один за другим: исчезали его беломраморные соседи, как землекопы старательно притаптывали землю на месте закрытых траншей.
Скоро на месте траншей опять зазеленела трава, и лишь несколько человек знали, где спрятаны знаменитые скульптуры.
Но не всё успели укрыть. Надвинувшиеся морозы, нехватка людей, подступающий голод не позволили закончить работы. Осталась неукрытой скульптурная группа «Амур и Психея», не успели спрятать Эльфдальскую вазу...
После каждой бомбёжки Георгий Александрович спешил в Летний сад из своего дома на Загородном проспекте. Но с каждой неделей этот путь становился как будто всё длиннее и длиннее. Голод давал себя знать. Таяли силы, и тяжелели ноги. В один из дней Георгий Александрович смог сделать лишь несколько шагов и опустился на лестничную ступеньку. Сил хватило только на то, чтобы доползти обратно в квартиру. Около умершего скульптора нашли листки, вырванные из общей тетради. Нетвёрдой рукой на них были наверчены аллеи Летнего сада, стояли крестики с цифрами. На других листочках против цифр было написано: «17 — Немезида, 18 — Рок, 22 — Искренность...» Георгий Александрович, конечно, знал, что план зарытых скульптур существует и без его листочков, но что, если он случайно потеряется? Погибнет при пожаре? Ведь не вечно лежать скульптурам в земле! Настанет день, придёт победа, и он всё должен будет вернуть своему городу. Сохранить и вернуть! И, умирая, он чертил план Летнего сада.
...В ясные, солнечные дни сверкают над Невою купола соборов, врезаются в небо золотые иглы шпилей. Ничего не скажешь — красиво! Только что для фашистов красота? Подойдя вплотную к стенам города, рассматривая его в бинокли, в куполах и шпилях они видели не красоту, а ориентиры для своих дальнобойных орудий. Глядя на сверкающие шпили, они производили свои расчёты: чуть-чуть правее «военный объект» № 9 — Эрмитаж, ещё чуть правее и чуть ближе «объект» № 192 — Дворец пионеров. По «объекту» № 736 (школа в Бабурином переулке) рекомендовалось бить осколочно-фугасными снарядами, по «объекту» № 708 (Институт охраны материнства и младенчества) — зажигательными.
Нужно было отнять у врага «ориентиры», спрятать их.
В опустевших театрах художники сшили из кусков старых декораций огромные чехлы. Только как их надеть на купола и на такую тонкую «иголочку», как Адмиралтейский шпиль? Строительные леса возводить уже некогда да и некому. Попытались забросить на шпиль Адмиралтейства тросовую петлю с аэростата — не получилось. Вертолётов в ту пору ещё не было.
Как же допрыгнуть до солнечного кораблика?
Стали думать. И придумали! И допрыгнули!
Сделали это с помощью особого воздушного шара-«попрыгунчика». Привязали его к спине лейтенанта В. Г. Судакова, накачали «попрыгунчик» лёгким газом, оттолкнулся лейтенант и... мимо! Отнесло ветром. Много раз он прыгал. И зацепил-таки за кораблик крепким тросом. Полезли вверх по тросу альпинисты — надели на иглу-красавицу маскировочный халат.
Маскировкой Исаакиевского и Никольского соборов, Инженерного замка, Адмиралтейства, колокольни Предтеченской церкви на Лиговской улице руководил архитектор С. Н. Давыдов. А выполнили это по-настоящему фронтовое задание люди самых мирных профессий: виолончелисты М. И. Шестаков и А. Н. Сафонов, пианистка О. А. Фирсова, архитекторы В. Н. Захарова и Ю. П. Спегальский, художница Т. Э. Визель. На пять куполов и три шпиля натянули серые холсты, золотую «лысину» Исаакия и шпиль Петропавловской крепости покрыли серой краской. И назло врагу слились «ориентиры» с хмурым ленинградским небом, исчезли.
...Много в Ленинграде памятников. И каждый из них нужно было спасти, сберечь. Не жалели для этого сил ленинградцы! 14 памятников было укрыто, 95 закопано в землю.
Хорошо, что с Аничкова моста успели снять бронзовых коней Клодта, закопали их в саду Дворца пионеров — гранитные пьедесталы этих коней и по сей день хранят следы осколочных ранений.
Земляная гора выросла и над Медным всадником. Хотели было снять его с Гром-камня и опустить на дно Невы, но к архитекторам пришёл старый архивариус, работавший в Центроархиве. Пришёл и рассказал, что среди бумаг 1812 года сохранилось любопытное письмо некоего старожила города, адресованное царю. Тогда, в 1812 году, перепуганные петербургские вельможи ждали, что со дня на день Наполеон повернёт свои войска на столицу, разумеется, возьмёт Петербург, и — что делать?.. Решили вывезти из города наиболее ценные реликвии, в том числе и памятник Петру I — Медный всадник. И тут как раз — письмо царю. Писал старожил, что приснился ему сон: будто сам Пётр I пришёл к нему и повелел передать царю следующие слова: «Покуда я стою в граде сем, ни один враг не ступит на землю его!» Письмо это обнаружили в архиве только в 1941 году, и архивариус решил его показать архитекторам. Наверное, это письмо произвело впечатление. Решили оставить памятник на месте — соорудить особо прочное оснащение и засыпать двойным количеством песка.
Памятник Николаю I на Исаакиевской площади укрыли мешками с песком. Фигуру Петра I у Инженерного замка срезали с пьедестала, густо смазали тавотом, завернули в бумагу и рубероид и закопали. Рядом, в Михайловском саду, укрыли под землёй и знаменитое «Пугало» — памятник Александру III работы П. Трубецкого. Во дворе бывших Конногвардейских казарм были закопаны «Диоскуры» А. Трискорни. И когда уже шли бои под Пулковом, к воротам мясокомбината на Средней Рогатке подошёл трактор с платформой, погрузил на неё тяжёлых «Быков» скульптора В. Демут-Малиновского и увёз через весь город, спрятал под кроны деревьев Александро-Невской лавры.
...Ленинградцы хорошо знают памятник-шалаш В. И. Ленина в Разливе. Создал его в 1927 году архитектор Александр Иванович Гегелло. Десять лет спустя его трудами встала над Невой стела в память исторического выстрела «Авроры». Строил Александр Иванович и многие здания: Дворец культуры имени М. Горького, Дом культуры имени И. Газа, Выборгский дом культуры, кинотеатр «Гигант». Словом — украшал наш город. А тут выпало ему задание: до неузнаваемости изменить целый район! Точнее — замаскировать Смольный. Вместе с другим архитектором — Иосифом Александровичем Ваксом — и стали они решать эту задачу.
Что такое для Ленинграда Смольный? Самое главное здание! Штаб обороны города! Представляете, как хотелось фашистам разбомбить его? Всю войну летали они над Ленинградом, а Смольного так и не нашли. Исчез Смольный. Спрятали его военные маскировщики.
Дело тут предстояло серьёзное. Смольный — не шпиль, не купол. На него шапку-невидимку не наденешь. И если бы спрятать только само здание, так раскрасили бы крышу зелёным, жёлтым, коричневым — и дело с концом. Но фашисты тоже не дураки, они сразу бы по соседним зданиям определили — вот он, Смольный, закрашенный только. Нет, тут надо было спрятать и все соседние здания тоже. Так что же — все дома разрисовать? И асфальт? И дворы? И панели? Тоже не годится. В солнечную погоду упадут от домов тени — и конец всей маскировке!
Решили над Смольным и всеми домами вокруг, и над скверами и аллейками натянуть огромную сетку. А на ней нарисовать деревья, кусты, аттракционы, пруд — парк культуры.
Представляете — картина?! Я где-то читал, что самой большой картиной мира считается полотно итальянца Тинторетто «Рай». Так она всего двадцать два метра на семь. А тут!..
И где такую сетку найти? Все запасы собрали — мало. Стали ещё искать. Нашли в универмаге «Дом ленинградской торговли» гамаки, отпутали гамаки от палок, сплели вместе. Добавили другие сетки — рыболовные, волейбольные — какие только удалось отыскать, да ещё специально сеть доплели. И получилась всем сеткам сетка! Наклеили на неё сверху куски материи, прикрепили листы фанеры, разрисовали, натянули на крепких тросах — и исчез Смольный. Картина получилась. Пейзаж.
Только если обычно картины один раз рисуют, то эту пришлось каждый год четыре раза перерисовывать. Иначе было нельзя. На деревьях осенью листья желтеют, а тут что же получится — вечнозелёные липы? Приходилось спускать сетку, добавлять на картину осенние краски: жёлтые, оранжевые, красные. А зимой надо было всё покрывать «снегом», застеклять «пруд» ледяной коркой.
Приходили весна и лето. Зеленела и опадала листва на деревьях. Шли дни и месяцы. А Смольный стоял цел и невредим. Не под толстой стальной бронёй, а под тоненькой сеточкой. Пуще глаза берегли его от фашистских стервятников наши лётчики, наши зенитчики и наши художники-маскировщики.
Не только с воздуха, а и на земле Смольный было трудно узнать. Генерал-лейтенант А. В. Сухомлин вспоминал позднее: «Я вышел из машины, показываю пропуск, спрашиваю: я у Смольного?—Да, у Смольного,— отвечали мне. Я много знал и сам работал в области маскировки, но маскировка Смольного меня изумила».
Ускользнул от врага и «объект» № 9 — Эрмитаж.
Бесценные сокровища хранил он в своих залах и галереях! Шедевры мировых мастеров резца и кисти! Никак нельзя было подвергать их опасности.
Уже в июне 1941 года гулкие этажи Зимнего дворца наполнились стуком молотков: сотрудники Эрмитажа, художники, скульпторы, школьные учителя снимали со стен полотна картин, упаковывали скульптуры — готовили сокровища к дальней дороге. Тяжёлых ящиков набралось столько, что сами работники музея уже не могли погрузить их в автомашины. На помощь пришли курсанты, красноармейцы, моряки.
1 июля застучали по рельсам колёса эшелона из 27 больших пульмановских вагонов — сокровища, вывозимые в первую очередь. Самые ценные из них были помещены в бронированные вагоны.
В тот же день грузились на автомашины и спешили к вокзалу сокровища Русского музея: около 7500 картин, скульптуры, фарфор...
20 июля отошёл второй эшелон сокровищ Эрмитажа из 25 вагонов.
Третий эшелон отправить не удалось: гитлеровцы захватили станцию Мга, перерезали последнюю ниточку железной дороги, связывавшую Ленинград со страной.
Но долго ещё слышались шаги в гулких залах Эрмитажа: из верхних этажей переносили вниз стекло, бронзу, ткани. В античных залах разместилась мебель позднейших веков, у статуи Зевса грудой лежали сабли, пики, мушкеты, алебарды.
...А далёкий городок Мелекесс приютил в Доме учителя и Доме пионеров сокровища нашей Публичной библиотеки.
Война в стены огромного книгохранилища ворвалась так же внезапно, как и везде. Ещё 21 июня 1941 года в нём было полторы тысячи читателей. И вдруг — война. Здание библиотеки опустело в первые дни. Остались лишь одни библиотекари. Около ста из них сразу же образовали команду МПВО. Одна из сотрудниц библиотеки писала в те дни в письме: «22 июня ворвалась в нашу жизнь война. На другой же день в библиотеке началась сумасшедшая работа. Вёдрами, по живому конвейеру, поднимали мы на чердак песок и там развозили его на тележках. Лето было душное, жаркое. Все мы, почти голые, обливаясь потом, носились под раскалённой крышей, напоминая собой чертей в аду. А окраска балок... Сначала нам эта работа даже показалось занимательной, но потом мы очень уставали от неё. Краска разъедала лицо и руки, часто, несмотря на защитные очки, попадала в глаза; руки, не привыкшие держать тяжёлую кисть, ломило невыносимо».
Более трёх тысяч кубометров песка подняли тогда на чердаки огромного здания женские руки. Во дворе выкопали вместительный водоём.
А потом переносили и переносили книги — вниз, в подвалы. Конечно, десять миллионов изданий туда было не упрятать, но хотя бы самое ценное из оставшегося! И они несли и несли! Тысячи томов книг, картотеки, справочные издания. Пока одни спасали фонды, другие дежурили на крышах: ведь в любую минуту могли посыпаться с неба «зажигалки»!
...О ленинградцах часто говорят: выстояли! Да, выстояли. И не только выстояли сами, но и сберегли, сохранили свой город, его несметные богатства. Сохраняя, сберегая, они жили одной жизнью с городом, помогали ему, чем могли.
На второй день войны залы Публичной библиотеки опустели. Но уже 23 июня там оказалось 391 человек. И с тех пор читатели приходили каждый день. Правда, не довоенные, а новые вопросы интересовали их. По льду Ладоги прокладывалась Дорога жизни, и потребовались материалы о свойствах льда, о строительстве лёгких переправ, о прокладке временных дорог по болотам. Требовались книги о съедобных диких растениях. Много заявок поступало от военных врачей. 26 января 1942 года было выключено электричество. В библиотеке появились «коптилки». Взрывами выбило стёкла окон, колод гулял по залам Публички, но читателей принимали в бомбоубежище, в зале рукописного отдела, в кабинете директора. Библиотека работала!
Сохранился альбом зарисовок, на титульном листе которого написано: «Собрание рисунков, сделанных в 3-м бомбоубежище Эрмитажа, частью с натуры, частью по памяти, во время осады Ленинграда осенью и зимой 1941 года Александром Никольским». На рисунках: занесённая снегом набережная перед служебным входом в музей; дверь в бомбоубежище, где долгую голодную зиму жили его сотрудники; «Бомбоубежище № 5 — под египетскими залами»; «Бомбоубежище № 7 — под итальянскими залами»; пустой и тёмный Двадцатиколонный зал...
Рушились стены, пылали дома, а действительный член Академии архитектуры СССР Александр Сергеевич Никольский писал в своём дневнике: «Сдавать город нельзя. Лучше умереть, чем сдать. Я твёрдо верю в скорое снятие осады и начал уже думать о проекте триумфальных арок для встречи героических войск, освободивших Ленинград». И на листы бумаги ложились чёткие карандашные линии будущих Арок Победы.
В насквозь промёрзшем здании на улице Герцена художники блокадного города тоже сражались своим искусством. Большие картины писать тогда было трудно, самым боевым жанром стал плакат. На стенах ленинградских домов в самые трудные дни они чётко выделялись. «Защитим город Ленина!» —художника В. А. Серова, «Всё ли ты сделал для помощи фронту?» — В. Б. Пинчука, «Будь бдителен!» — И. А. Серебряного. И если кто-нибудь вам скажет сейчас, что скованный голодом и холодом город перестал улыбаться,— не верьте!
На булочной висел очень смешной плакат «О крысе голодной и силе народной». Люди смотрели и улыбались, видя, как прожорливая фашистская крыса укололась о русский колос, ощетинившийся штыками. В левом верхнем углу плаката стояла марочка: «Боевой карандаш». На ней были даже нарисованы художническая палитра, карандаш и винтовка с примкнутым штыком.
...В январе 1944 года пришёл блокаде конец. Наши войска погнали захватчиков на запад. Над заснеженной Невою прогремели залпы победного салюта. Теперь уже твёрдо можно было сказать: «Богатства города, его красоту — сберегли, сохранили!»
Источник
Островский В. Сберегли, сохранили //Искорка. — 1961. — № 1.