Осенняя тишина. Только синички весело трещат и коротко посвистывают.
Листья, смоченные дождём, опали на землю от бойкого ветра. Всё в природе нахохлилось, посерело, будто замерло в ожидании суровой гостьи — зимы. Тоскливо и на душе. А шустрые птички-синички на разные лады вызванивают, утешая: не нужно горевать, пока здоров и есть что кушать, не век же будут осень да зима.
Эти крошечные птички удивительно жизнерадостны и энергичны. Наблюдая за ними, понимаешь, насколько сильна жизнь и стремление выжить даже в самые суровые времена. Синички не боятся холода, голода и опасности, ведь инстинкт заставляет их постоянно искать пищу и укрытие.
В русском фольклоре есть пословицы и поговорки о синицах: не величка синичка, да та же птичка (вариант: не велика птичка-синичка, и та свой праздник помнит); за морем и синица птица (всё съедобно на чужбине); синица в руках лучше соловья в лесу (вариант: не сули журавля в небе, а дай синицу в руки); хвалилась синица море спалить, наделала славы, а море не зажгла (о хвастливости некоторых людей); не много синичка ест-пьёт, а весело живёт; синичка — воробью сестричка; синичка пищит — холод накликает.
Синица — одна из самых распространённых птиц в наших краях, её часто называют «обыкновенной». Нельзя не согласиться с писателем-натуралистом Николаем Сладковым в том, что синицы уникальны сами по себе яркой окраской, игривостью, находчивостью, музыкальностью (их голосок ни с чьим не спутаешь!).
Когда приходят морозы, птицы успевают объесть серёжки берёз и семена репейника, расклевать сосновые шишки. А потом начинают голодать и мёрзнуть. Они жмутся поближе к жилью. Здесь можно укрыться от непогоды и кое-чем поживиться. Смелые синицы садятся на подоконники, заглядывают в окна. Они любопытны: всё-то им надо обследовать, рассмотреть, попробовать.
Кажется, все синицы одинаковые. Но нет, все имеют какие-нибудь особенности: одна с оливково-зелёной спинкой крупнее остальных ― это большая синица, или зиньзивер, или просто зинька; другая московка, или чёрная синица, вдвое меньше большой синицы, спинка голубовато-серая, голова, горло и шея чёрные.
Гаичка, пухляк, болотная синица — это названия маленькой синички, пёрышки у которой сверху красновато-серого цвета, головка чёрная, будто на ней чёрная шапочка надета вплоть до затылка. Гаичка — зябкая птица. Она одна из первых появляется зимой в наших садах и живёт около людей до весны.
Красочные лазоревки — маленькие и любопытные синички. Они любят лесные дубравы и берёзовые рощицы, но могут прилететь в парки сады, поселиться в дупле или старом скворечнике.
Самой необычной синицей орнитологи считают белую лазоревку, или князька, нет у неё жёлтых и зелёных тонов, спинка голубовато-серая, а шапочка и грудка снизу беленькие, когда летит, то на хвостике и крылышках есть белые пёрышки веером.
Синицы охотятся за насекомыми, которые вредят сосновым и еловым лесам. Синица постукивает клювом по дереву там, где спрятался жук-дровосек или лежат его личинки. Отвалилась кора — и мигом добыча в клюве синицы.
Приносящих пользу синичек воспевают в стихах, рассказывают истории их зимовок в человеческом доме, делятся наблюдениями за повадками. Так повелось ещё с дореволюционных времён. В советское время Виталий Бианки, например, сочинил сказку из 12 главок о молодой синичке Зиньке и её открытиях в течение всего календарного года.
Это было в декабре
Зима наступает,
Крутится снежок;
Синичка порхает
С куста на кусток.
— Скажи нам, синичка,
Ты где же живёшь?
Что делаешь, птичка?
О чём ты поёшь?
— Я живу у горки,
С малой мышкой в норке.
Нанялась я к ней служить,
По утрам её будить.
Фиу-тью!.. Вставай, хозяйка,
Серая лентяйка!
Погляди скорей в оконце,
Ярко светит солнце!
А мышка с кроватки
Не может привстать:
Ей дремлется сладко,
Ей хочется спать.
— Отойди, синица!
Что мне торопиться?
Вьюга поле замела,
Нет у солнышка тепла...
Дай поспать хоть сто денёчков,
До зелёненьких листочков;
Подними меня с постели
В месяце апреле!
Н. Сладков
Синичка обыкновенная
Ну, что «синичка» — куда ни шло: крылышки у неё синеватые. Но что «обыкновенная» — не согласен. Какая же она «обыкновенная», если такая красавица! Грудка жёлтая, спинка зелёная, щеки белые, шапочка — чёрная. Да и может ли птица обыкновенной быть? Песнь и полёт — это же чудо-чудное!
А тут ещё вот что. Как-то попалась ко мне в западок синица. Я взял её в руки, и она... умерла! Только что была живая и резвая, билась о прутья, щипала за пальцы с вывертом — и вот, умерла.
Я растерянно разжал пальцы. Синичка неподвижно лежала на раскрытой ладони кверху лапками. И глазок её затянулся белым веком. Я подержал её, погоревал да и положил на пенек. А что было делать? Но только я руку отвел, как синичка дёрнулась, вскрикнула, вспорхнула и улетела!
Ну какая же она «обыкновенная», если такая необыкновенная обманщица! Захотела и притворилась мёртвой, захотела и ожила. И поминай как звали!
А звали её, как вы помните, синица обыкновенная. Как теперь с нею быть? Что «синица» — не стану спорить. Но что «обыкновенная» — никогда не соглашусь. Не подходит к ней это имя — ну никак. Даже язык не поворачивается так назвать!
Волочкова Е.
Залётная гостья
„Гум, гум, гум“... — весело пошумливал самовар, весело блестели чашки на чистой скатерти, весело трещали дрова в печке.
А ветер так и гудел за окнами. Там уже стемнело, хоть алая, морозная заря не совсем ещё угасла.
Дети сидели у стола, ожидая, пока придёт мама и разольет им по чашкам чай; они много бегали сегодня: по пути из школы забѣжали на пруд, да там и остались пока стемнело и стало слишком уже холодно.
Теперь они устали и стихли. Маленький Серёжа уже начал дремать, положив голову на руки.
„Тук, тук, тук“... — раздалось вдруг в стекло.
— Что это, Серёжа, слышишь?
Серёжа встрепенулся и уставился в темноту.
„Тук, тук“... — повторилось снова.
— Да это ветер наверное, а то ветки бузины, может быть, сказал Гриша.
— Нет, не ветки,—это живой кто-то, прошептал Серёжа,— и глаза у него стали большие-большие.
— Ну уж и живой, усмехнулся Гриша.
— Слышишь? Опять. Видишь мелькнуло что-то?
— Да это птичка! — вскрикнул Гриша.
— Она просится, верно, холодно ей. — Давай, Гриша, впустим?
— Да как же ты впустишь? Рамы-то ведь вставлены.
— А мы в форточку.
— Ах, какой ты, Серёжа!.. Да ведь форточка в другом окне.
Серёжа растерянно посмотрѣлъ на брата.
— А мы знаешь что, — лампу на то окно выставим, — она и полетит на свет,—утешил его Гриша и, взяв лампу, выставил её на другое окно.
Стук продолжался всё там же.
— То окно завесить нужно, — сообразил Гриша,— Серёжа, живо шаль мамину!..
Серёжа бросился за шалью и чрез минуту окно было уже завешено.
Дети ждали, затаив дыханье.
Всё стихло.
„Тук, тук“... — вдруг раздалось опять уже в новом месте.
Гриша мигом вскочил на табурет и распахнул форточку. В тот же миг в неё мелькнул какой-то тёмный комочек.
— Влетела, влетела! — закричали оба, да так громко, что мать с испуганным лицом вбѣжала спросить, что случилось.
— Мамочка, влетела!.. Птичка влетела!.. Замерзала она там на дворе!.. — кричал Серёжа, указывая на печку.
На карнизе сидела маленькая, дрожавшая птичка.
— Да это синичка, — сказала мама, — ишь, догадливая, знает, где искать спасенья; их бедняжек много гибнет в морозные зимы. Пусть поживёт.
— А кормить её, мамочка, чем?
Она неприхотливая, всё ест: и хлеб, и зёрна, и мясо, сало любит очень. У дедушки вашего их много жило по зимам, чуть не целый окорок съели. Боюсь только как бы наш Мур её не обидел, —говорила мама, наливая дѣтямъ чай, а дети и думать забыли о чае, всё рассуждали, как бы им лучше устроить свою залётную гостью.
Вот уже и зима на исходе, солнышко всё ярче пригревает в стёкла, а залётная гостья—синичка всё ещё живёт, да живёт у своих приятелей, да ещё как отлично себя чувствует. Правда, первое время старый Мур совсем было собрался её съесть, но потом оставил: где же ему было угоняться за такой быстрой летуньей.
Синичка очень пополнела, а задорный голосок её раздаётся в разных углах комнаты; то здесь, то там звучит её звонкое: „Пинь, пинь — тарарахъ“...
То из-за картины в углу выглянет её головка с весёлыми чёрными глазками, то на старых часах она сидит и пощипывает свои пёрышки, а там, смотришь, шуршит на печке, гоняясь за усатым тараканом.
Но самое любимое её местечко — это цветы.
У Серёжиной и Гришиной мамы их такое множество и все они такие огромные, свежие, что синичке кажутся большой рощей; там можно попрыгать по зелёным веткам, покопаться в земле, попить водицы из поддонников.
Серёжу синичка особенно любит.
— Синичка —золотая птичка, Синя моя! — кричит он, прибегая из школы, а синичка так и носится, так и порхает, садится на стол, на Серёжину спину, на чернильный прибор и, вертя милой головкой, звенит своё: „Пинь, пинь“...
Вечером, лишь зайдёт солнышко, синичка обратится в пуховый комочек и спит себе на ширмах над детскими кроватками, и как брызнет только первый луч солнца в окно, уже её голосок опять звенит; а однажды так она два раза клюнула носиком в лоб спящего Гриши: вставай, мол, пора!..
И было же тут смеху!..
За окнами уже началась настоящая весна: всё таяло, рушилось под лучами солнца, а небо было сине, сине.
В саду надувались почки. Воробьи на сирени у самого дома так громко о чём-то хлопотали и спорили, так весело звенели синички, а в ясном небѣ целые дни звучали бесконечные песни жаворонков.
Загрустила и наша синичка, перестала порхать по комнатам и всё билась в стёкла, настойчиво стукала в рамы, или сидела, наклонив головку, и слушала звуки весны за окнами.
— А ведь уже тепло, пора и выпустить вашу гостью, — сказал раз за обедом отец.
— Да, уж прошло для неё тяжёлое время,—подтвердила и мама.
— А мы её сегодня выпустим, мамочка? Хорошо? — сказал Гриша, оборачиваясь к Серёже.
Серёжа молчал.
— Ты разве не хочешь? — спросил отец.
— Она может ещё не полетит, — тихонько проговорил Серёжа.
— Это почему же?
— Да уж не полетит...
На другой день Гриша и Серёжа вышли в сад с синичкой.
— Ну, пускать? — обратился Гриша к брату.
— Подожди...
Он погладил птичку по блестящей головке, поцеловал в самый хохолок, в глазки.
Гриша разжал руку. Синичка сидела неподвижно. На лице у Серёжи мелькнула радость.
Потом вдруг синичка сразу встрепенулась и в мгновенье исчезла за садом, там, где плыли золотые, весенние облака над разлившейся рекой.
Дети смотрели ей вслед, но глаза Серёжи плохо видели от застилавших их слёз.
— Может ещё вернётся наша Синя, — пробовал утешить его Гриша.
Но она, конечно, не вернулась.
Я. Аким
Синица
Я приехал
В деревенский тёплый дом.
Снег хрустит,
Мороз ядрёный
За окном.
Только сел
Чайку напиться —
Слышу вдруг,
По стеклу стучит синица:
Стук- постук!
Я кормушку
Из дощечки мастерю,
Сыплю крошки.
— Пообедай, — говорю.
А синица
Непохожа на синиц:
Не дерётся,
Угощает разных птиц.
Прилетели
Воробьи да снегири —
А синица сторонится:
— На, бери!
Хорошо жилось мне!
Утром я вставал
И свою подружку
Сразу
Узнавал.
Хоть зимой у птиц
Отменный
Аппетит,
Склюнет крошку —
И в окно ко мне глядит.
Быстро кончился
Короткий отпуск мой.
Попрощался
С тёплым домом —
И домой.
Людно в городе,
Машины, трескотня...
Как ты там живёшь,
Синичка,
Без меня?
П. Рюмина
Синичка-озорница
Шура прибежал из школы очень радостный.
— Смотри-ка, бабушка, какую птичку мне дали!
Птички не было видно, потому что она вся помещалась в Шурином кулаке; наружу торчал только длинный хвостик, а с другой стороны — острый носик. Носик этот яростно щипал Шуру за пальцы.
— Вот услышишь, как она хорошо поет,— хвалился мальчик.
Птичка выскользнула из его руки и полетела по комнате.
Бабушка надела очки, чтобы разглядеть птичку, а птичка точно догадалась и села на стол прямо перед бабушкой.
— Пинь-пинь!— весело чирикнула она и заглянула в сахарницу. Потом перескочила на хлеб и сейчас же стала долбить его крепким клювом, поела, вспорхнула, села на провод от лампы и повисла вниз головой.
— Пинь-пинь! Пинь-пинь! — щебетала она, вертя головкой во все стороны; потом отцепилась, прыгнула в рабочую корзинку и стала рыться в бабушкиных пуговках и нитках.
— Что это за егоза? — спросила бабушка.
— Это синичка-гаечка, бабушка. Самая маленькая порода синиц. Правда, какая весёлая?
— Очень! — согласилась бабушка, глядя, как гаечка путала ей моток ниток.
— Очень весёлая,—повторила бабушка, когда гаечка уронила на пол клубок, и с любопытством стала глядеть, как он катился по полу.
Синичка чувствовала себя очень хорошо. Она заглянула во все углы, обшарила все щёлочки, проглотила зазевавшегося паучка, на лету поймала моль, вертелась без отдыха и щебетала.
Она очень скоро разыскала, где лежала конопля для птиц, и вытащила себе зёрнышко; усевшись на сахарнице, она принялась лупить его; кожурки падали в сахар. Сев одно зёрнышко, гаечка полетела за другим. Пока она летала, бабушка выкинула шелуху и закрыла сахарницу крышкой. Тогда синичка села на молочник, на краю его раздолбила семечко, а шелуху сбросила в молоко.
После этого она аккуратно вытерла носик о скатерть и весело поглядела на бабушку: „Пинь-пинь“...
— Ты, я вижу, озорница! — проворчала бабушка и выловила ложечкой шелуху из молока.
— А где синичка? — спросил Шура, вернувшись с послеобеденного гулянья.
— Озорница твоя только что рылась в банке с сухарями, — сердито ответила бабушка, — а где она теперь, — не знаю...
Синичка сидела над дверями; в клюве у неё был кусочек сала; она хотела его припрятать себе на ужин и высматривала место; наконец, выбрала и спрятала сало за картину на стене.
Наступил вечер и синичке захотелось спать. Она раз-другой облетела вокруг комнаты, нашла себе уютный уголок и расположилась на ночь.
Зажгли свет. Бабушка села работать. Вяжет бабушка и вдруг вспомнила, что не поливала сегодня свой розан. Взяла она кружку с водой и пошла поливать. Только видит,— какой-то комочек лежит на земле под цветком, в роде пушистого серенького клубочка, а из клубочка торчит как будто хвостик.
„Что это такое?" — подумала бабушка и тронула клубочек вязальным крючком.
Сейчас же клубочек развернулся, распушил крылышки, сердито разинул на бабушку ротик и тонким-претонким голоском раскричался на всю комнату.
Этого бабушка никак не ожидала.
И так разгневалась за беспокойство синичка, так натопорщилась, что бабушка тихо отступила, поставила на окно кружку с водой и села вязать, искоса поглядывая на синичку.
А храбрая синичка, отогнав врага, свернулась клубочком и заснула под бабушкиным розаном.
Г. Волкова
Про синичку
Я ни разу не задумывалась над тем, как проводят свою жизнь некоторые птицы. Но вот однажды к нам в школу залетела синичка.
Вечером мы её поймали и перенесли к себе домой.
Сначала она очень скучала и ничего не ела. Потом постепенно она стала привыкать. Если в комнате никого нет, она слетит вниз и клюнет крошки. Потом мы заметили, что она стала петь, и пела часто. Синичка летала по всей комнате, высматривала, что делают люди, а иногда и дразнила нас. Сядет на стену над нашей кроватью, посмотрит на нас, свистнет и полетит. Потом совсем осмелела. Мы сидим за столом и обедаем, а она уже тут как тут. Летает над головой и всё поёт: дайте, мол, и мне поесть! Не успеешь из-за стола выйти, а она уже подклёвывает.
Как-то была я в другой комнате и вдруг услышала плескание воды. Тогда я потихоньку заглянула в щелку... Вижу: моя синичка купается в тарелке с водой. Я видела, как куры купаются в песке, как гуси плавают в воде, как воробьи купаются, тоже в песке, но чтобы синички купались в воде, этого мне видеть не приходилось. Это меня очень удивило. Я долго смотрела, как синичка барахталась и брызгалась. Затем я не выдержала и постучала по двери пальцем. Она услышала стук, вспорхнула и полетела.
Синичка была вся мокрая и казалась очень маленькой и худенькой, но всё время летала и прыгала.
С наступлением тёплых дней мы выпустили синичку на волю. С улицы, под нашим окном, мы прибили кормушку для птиц, и наша птичка часто прилетает сюда клевать зёрна.
Литература
- Волочкова Е. Залётная гостья / Красные зори. ― 1907. ― № 19 (1 октября). Издатель А.К. Штуде. ― С. 305-320.
- Кайгородов Д.Н. Из царства пернатых. Популярные очерки из мира русских птиц. ― СПб.: издание А.С. Суворина, 1892.
- Рюмина П. Синичка-озорница / Мурзилка. ― 1929. ― № 11.
- Сладков Н. Птица-чечевица: рассказы / Костёр. ― 1983. ― № 8.