Помню свою первую книжку. Не умея читать, я по памяти рассказывала её содержание всем, кто со мной беседовал.
Это была книжка Геннадия Цыферова «Жил на свете слонёнок» с яркими рисунками Тамары Зебровой. Мне нравилось разглядывать зверушек, которых наяву я не видела. Жили мы тогда с молодыми моими родителями в Крыму, куда они переехали по комсомольской путёвке, решив начать самостоятельную жизнь и оторваться от опеки старших родственников. Конечно, наживать приходилось буквально всё, тем более что я ещё ходила только в детский садик.
Осознанно помню только эту книжку, потом были другие, но тогда уже мои отчаянные папа и мама вернулись в Курск, признав перед родителями поражением свой неудачный «побег» на юг за хорошей жизнью. Потом мы с папой любили ходить в Дом книги, самый большой магазин в городе, и вращать стеклянный барабан с билетиками на приобретение книжек. Я уходила домой просветлённая и счастливая с несколькими тоненькими книжечками из серии «Мои любимые книжки».
Мама рассказывала, что страсть к печатным изданиям у меня появилась в таком глубоком детстве, что я ещё не умела говорить и общалась только звуками. Но зато я всегда выбирала не мятный беленький пряничек, которым меня угощал мой дедушка-почтальон, а журнал с картинками. Мама отмечала, что все вокруг отмечали, как бережно я листала странички и никогда их не мяла, как другие детки. Видимо, уже тогда неосознанно я чувствовала притягательность печатного слова и нарисованного образа.
Книги своей личной библиотеки, в нашей семье до этого не существовало полок с книгами, а на чердаке бабушкиного дома пылились только учебники моих близких, я собираю до сих пор. Они были нужны мне сначала для учёбы, потом для работы, наконец, для жизни. И старенькие, видавшие виды детские книжки всех мастей, тоже хранятся в шкафах и стеллажах.
Меня в своё время поразило, как Александр Пушкин формировал свою личную библиотеку. Она отражала его разнообразные увлечения. Поэта интересовала не только художественная литература, но и философия, естествознание, богословие. Там стояли книги Николая Карамзина, Александра Радищева и Гоголя, Шекспир и Вальтер Скотт, Гёте и Гейне, басни Лафонтена, «Божественная комедия» Данте, стихи Байрона, Мицкевича, Баратынского, причём многие на языке оригинала.
Сейчас библиотека эта хранится в Пушкинском доме в Петербурге. Нелегко было установить учёным полный список книг поэта, нужно было обработать примерно около 3560 томов с 1522 названиями, причём 529 изданий — на русском, остальные — на иностранных языках. Теперь эта коллекция недоступна для обозрения, ибо в ней нет редкостей, есть 682 дублетных изданий и 880 «аналогов». Многие книги были утрачены и возвращаются в неё после поисков исследователей.
Пушкин был внимательным читателем и оставлял пометки в книгах, выделяя то, что произвело впечатление и запомнилось. Чувствуя последние минуты жизни своей, поэт прощался с книгами, как со своими друзьями…
Мне показалось интересной заметка Льва Кассиля о книгах, которые стали «верными друзьями» его детства. Писатель известен своими автобиографической повести «Кондуит и Швамбрания», в которой рассказал о домашнем быте двух мальчиков, гимназических порядках, ломке старого мира после двух революций и создании советской школы. Кассиль создал повести и рассказы о детях и подростках, «обыкновенных ребятах», о мужестве народа на фронте и в тылу, очерки о писателях и поэтах, которых хорошо знал лично, о выдающихся современниках — героях, учёных, спортсменах, артистах цирка, был инициатором открытия и проведения «книжкиных недель» в библиотеках.
«Я по-прежнему верю в силу книги, верю, что человечество ещё внимательнее будет вчитываться в печатную строку. Ибо ничто не может заменить книгу, где всё основано на доверии к воображению читателя». Из дневника Льва Кассиля
Лев Кассиль
Друзья моего детства
Мне нѳ было пяти лет, когда я выучился читать. Прочтя все вывески в нашем городе, я перешёл к книгам. До этого книги мне читали вслух. Между мной и книгой был, таким образом, посредник, который передавал мне содержание книги. Теперь я мог оставаться с книгой наедине и, посвященный в тайны книжной грамоты, жадно пожирал своими, словно прозревшими глазами сокровища, разложенные строка за строкой на страницах книги... И с той поры книга стала верным другом моего детства.
Не помню, какой была первая книга, которую я прочёл по складам, но хорошо запомнились на всю жизнь те книги, с которых я начал своё сознательное, самостоятельное чтение. Родители мои, которым я очень обязан правильным выбором книг для моего чтения, придерживались особой системы, сводя меня с новыми печатными друзьями. Прежде всего они познакомили меня с лучшими образцами народного творчества. Русские былины, классические народные сказки, история о Рейнеке-Лисе, мифы древней Греции — вот чем зачитывался я в те годы. Илья Муромец и Святогор, Иван-царевич и Василиса Прекрасная, Геракл и Одиссей стали верными друзьями моего детства. А потом уже пришли их младшие братья: одноногий оловянный солдатик Андерсена, Замарашка-Золушка Перро, Храбрый Портняжка и Белоснежка, о которых мне рассказали братья Гримм. Как интересно было встретить потом уже не чужую, иностранную, а нашу, русскую красавицу — Белоснежку — в пушкинской сказке о мёртвой царевне, где кропотливых карликов-гномов заменили дружные широкоплечие витязи-богатыри.
Все эти книги рождали жадную мечту: стать таким же сильным, отважным, верным своему слову, столь же неутомимым в достижении цели, находчивым и упрямым в борьбе с кознями врагов, какими были герои прочитанных книг.
Два друга — Том Сойер и Гекльберри Финн — из бессмертных книг Марка Твена стали моими друзьями на всю жизнь.
Девочки в те годы за читывались очень ловко написанными, порой увлекательными, но чрезвычайно похожими друг на друга, сладко-фальшивыми повестями Лидии Чарской. Мы, мальчишки, относились к Чарской пренебрежительно. Мы знали, что о настоящих людях надо читать не у Чарской, а у Жюль Верна, Майн Рида, Фенимора Купера. Правда, последнего я любил меньше, чем, скажем, Жюль Верна. Ещё холоднее относился я к Буссенару, в книгах которого приключения казались мне нагромождёнными без разбора.
Вскоре оказалось, что жизнь вокруг нас таит в себе пропасть интересных вещей, не менее занятных, привлекательных или опасных, чем в книгах Буссенара. Сильное впечатление произвела на меня небольшая книжка, называвшаяся, кажется, «Вокруг нас». В ней рассказывалось, как пекут хлеб, делают уксус, дубят кожу. Рассказ о простой овчине оказался не менее интересным, чем миф о золотом руне. Захотелось узнать, как живут люди вокруг нас, как живёт народ. И тогда на моём столе появились Григорович и Тургенев, Аксаков и Гоголь. «Очерки бурсы» Помяловского, «Детство Темы» и «Гимназисты» Гарина были залпом прочитаны сейчас же после поступления в гимназию. Хотелось скорее сравнить свою собственную судьбу с судьбами Карася из книги Помяловского и Тёмы из книги Гарина. И помню я, что варварские нравы, описанные Помяловским, не очень удивили нас, гимназистов, ибо у нас тогда дела творились иногда страшные... Читал я в те годы также Чехова и Льва Толстого. Но в «Войне и мире» пропускал всё, что относилось к миру, увлекаясь главным образом делами батальными. А у Чехова, который впоследствии стал моим самым любимым писателем, нравились мне больше всего смешные маленькие рассказы.
Скучноватыми показались мне «Записки охотника» Тургенева: в них, считал я, мало событий, приключений. И только потом, когда я вырос и сам, по собственному желанию, а не потому, что мне было задано выучить к уроку для переложения, перечитал «Записки охотника», передо мной раскрылась вся пленительная и мудрая, за сердце берущая горькая прелесть этих тургеневских шедевров. Так было со многими книгами. Впоследствии выяснялось, что они многое утаили от меня в детстве. Так было, например, с «Отверженными» Виктора Гюго и с «Войной и миром». Две эти великие книги, очень разные, непохожие друг на друга, я теперь считаю самыми грандиозными творениями мировой литературы.
Так я становился читателем. Настоящим читателем тоже делаешься не сразу.
Литература
- Занегина А. Что было у Пушкина в книжном шкафу? / https://foma.ru/chto-bylo-u-pushkina-v-knizhnom-shkafu.html?ysclid=mibfxkayrv295572634
- Кассиль Л. Друзья моею детства / Пионер. — 1947. — № 4.
- Михайлова Н.И., Самарин А.Ю. и др. А. С. Пушкин и книга: к 225-летию со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина. — М.: Пашков дом, 2024.
- Сметанина С. «Я верю в силу книги». 120 лет Льву Кассилю / https://russkiymir.ru/publications/337688/?ysclid=mibh8xfjm4592669219