
Декабрь навевал на Пушкина мрачные воспоминания. В 1825 году друзья стали преступниками. Через год одни были казнены, другие сосланы в Сибирь.
Члены Южного и Северного общества планировали выступить летом 1826 года, но судьба так распорядилась, что убийство Александра I не состоялось, а переговоры сделались опасными. Заговор был раскрыт уже в середине ноября 1825 года. Нерешительность одних и судьбоносный случай произвели невероятную перемену в их жизни.
В декабре 1826 года поэт возвращается из долгой ссылки, получив от царя позволение жить в Москве и в Петербурге. По дороге из Михайловского поэт сначала навещает сестру своего лучшего лицейского друга Ивана Пущина, ставшего судьёй московского суда и за участие в восстании приговорённого к пожизненной каторге.
Как сказалось на Пушкине его долгое отсутствие в обеих столицах? Многое изменилось для него вокруг и в нём самом. Он пытается принять новую для себя реальность после заточения в Михайловском.
Николай I становится личным цензором поэта и первым читает его произведения. В 1826 году уже опубликованы сцены из «Бориса Годунова», фрагменты из «Евгения Онегина», стихотворение «Пророк».
Пушкин пишет послание к сосланным товарищам и Ивану Пущину и передаёт их через Александру Григорьевну Муравьёву, которая направлялась в Читинский острог к мужу-декабристу.
Через год написан иносказательный «Арион», содержащий намёки на судьбу автора и друзей-декабристов («Нас было много на челне», «наш кормщик умный… правил грузный чёлн», «пловцам я пел», «вдруг… вихорь шумный», «погиб и кормщик и пловец», «лишь я… на берег выброшен грозою»).

Художник Жозеф Вивьен, портрет А.С. Пушкина, 1826
Рассказывая о людях, особенно близких поэту по духу и убеждениям, пушкинист Татьяна Галушко называет тех, кому посвящал Пушкин свои лирические строки: лицейским друзьям, собратьям по поэтическому вдохновению.
Иван Иванович Пущин (1798-1859) 11 января 1825 года посетил поэта в его михайловском изгнании. Это была их последняя встреча. В 1828 году в Чите он читал стихотворение Пушкина «Мой первый друг, мой друг бесценный!..»
Вильгельм Карлович Кюхельбекер (1797-1846) провёл десять лет в одиночном заключении и умер в Тобольске от чахотки.
Антон Антонович Дельвиг (1798-1831) издавал альманах «Северные цветы» и «Литературную газету», где печатался Пушкин. Именно из его уст поэт узнал подробности о судьбе друзей. Ранняя смерть друга глубоко потрясла Пушкина.
И мнится, очередь за мной,
Зовёт меня мой Дельвиг милый,
Товарищ юности живой,
Товарищ юности унылой,
Товарищ песен молодых,
Пиров и чистых помышлений...
Мария Николаевна Раевская (1805-1863) в декабре 1826 года перед отъездом в Сибирь к мужу слушала послание декабристам «Во глубине сибирских, руд...», прочитанное ей Пушкиным.
Зимой 1828 года на одном из московских балов Пушкин встретился с юной красавицей Натальей Гончаровой (1812-1863) и вскоре сделал ей предложение.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.
В очерке Т. Галушко анализирует взаимоотношения Александра Сергеевича с участниками декабрьского восстания, подчёркивает значимость дружбы и верности, проявленных в сложных обстоятельствах. Автор рассматривает ключевые моменты жизни Пушкина, начиная с момента известия о смерти императора Александра I и заканчивая событиями после подавления восстания, описывает переживания поэта, его попытки сохранить память о погибших и осуждённых. Элементы биографического повествования сочетаются с историческими фактами и создают целостную картину взаимосвязи творчества Пушкина с историческим процессом через личное восприятие поэта событий, повлиявших на формирование русского самосознания и литературного канона.
Татьяна Галушко
«Нас было много…»
Император Александр I умер в далёком Таганроге внезапно — в ноябре 1825 года. Известие о его смерти было неожиданно и породило впоследствии множество слухов и домыслов. Один из них таков: царь не умер, он исчез, бежал, получив от своих осведомителей сведения о существовании в России тайных политических обществ.
Заговорщики, в чьи планы действительно входило цареубийство в дни предстоящих летних манёвров в Бобруйске, не просто догадывались о доносах, они знали о них. И действительно: 13 декабря 1825 года полковник П. И. Пестель был вызван в штаб Второй армии в Тульчин и там арестован. А 14 декабря, за тысячи вёрст от Тульчина, в Петербурге, на площадь перед Сенатом вышли восставшие полки; их целью было — принудить Сенат принять конституцию и установить в России новый государственный строй.
«Случай удобен. Ежели мы ничего не предпримем, то заслужим во всей силе имя подлецов»,— эти слова Ивана Пущина, сказанные им в дни междуцарствия, говорят о моральном долге, которому следовали декабристы, сознававшие почти неизбежное поражение мятежа. И тем более героической была попытка «южан» поднять мятеж в армии уже после ареста их вождя П. И. Пестеля.
М. Бестужев-Рюмин и С. Муравьёв-Апостол, узнавшие от сенатского курьера о трагических событиях в Петербурге, выступили во главе Черниговского полка. Они рассчитывали на поддержку других частей, но в сражении около села Ковалёвка мятежный полк был разгромлен царскими войсками.

Художник Е.Е. Лансере, Николай I
Началось следствие. Сотни кибиток с арестованными потянулись в столицу. Фельдъегери скакали по стране, держа за лацканами мундиров всё новые и новые предписания на аресты.
Пушкин, живя в далёкой псковской деревне, имел мало сведений о громадных событиях, совершавшихся в России.
Правда, в сентябре 1825 года он сообщал поэту-вольнодумцу Павлу Катенину: «Пишу свои memoires, то есть переписываю набело скучную, сбивчивую, черновую тетрадь». Но в страшные часы, последовавшие за известиями об арестах, он принуждён был свои записки сжечь. Тревога за друзей изводила его. Он писал близким людям в Петербург, забрасывал их вопросами... Ответы были скупы и призывали терпеть и ждать.
Летом 1826 года были казнены пятеро вождей: Пестель, Каховский, Рылеев, Бестужев-Рюмин, Муравьёв-Апостол. Сто двадцать человек, приговорённых к каторге и ссылке, этапом следовали в Сибирь, развозились по северным крепостям, обречённые на одиночество и безвестность.
Воспоминаньями смущенный,
Исполнен сладкою тоской,
Сады прекрасные, под сумрак ваш священный
Вхожу с поникшею главой.
О чём эти стихи? Казалось бы, о лицейской юности, о возвращении в Царское Село взрослым, умудрённым жизнью человеком, о горечи обретённого опыта.
Но это — не вся правда. Всю — обнаруживает дата под стихами: 14 декабря 1829 года. День знаменательный: четвёртая годовщина восстания. Значит, не случайно отправился Пушкин среди зимы в занесённое снегом Царское Село. Там чувствовал он себя ближе к своим братьям: Большому Жанно и Кюхле.
Кюхельбекера держали в Динабургской крепости в немой одиночке. Ни он, ни Пушкин не могли забыть их последней встречи.
Это случилось на станции в Залазах, осенью, за четыре дня до лицейского праздника 1827 года. В бородатом бледном арестанте Пушкин узнал лицейского брата «по музе, по судьбам». Минуту длилось объятие — их тут же растащили жандармы. Кюхельбекеру стало дурно. Пушкин убеждал фельдъегеря взять деньги для арестованного. Тот отказался.

Вильгельм Кюхельбеккер
В Динабурге, как и до того, в Шлиссельбурге, Кюхля работал. Он, которого в Лицее считали хрупким, болезненным и слабым, не позволял себе пасть духом. Никогда ещё его внутренняя жизнь не была так ярка, активна, так щедра на творчество. Да, здоровьем трудно было похвастаться. Он терял зрение, слух. Кашель мучил его постоянно. Но в часы физического тюремного труда во дворе крепости даже конвойных поражало «его благородное бледное исхудалое лицо с выразительными чертами. Оно выделялось сиянием духовной красоты среди огромной толпы».
Кюхельбекер вёл подробный дневник. 21 июля 1832 года сделана такая запись: «„Зоровавель” (название поэмы) мой в руках Пушкина. Хотелось бы мне, чтобы его напечатали...» 25 мая 1835 года — счастливый для него день, он отмечает его как праздник: «Большую радость бог послал мне: мой «Ижорский» мне прислан, напечатанный».
Это была заслуга Пушкина. Его хлопоты об издании увенчались успехом. Он добился разрешения у Бенкендорфа.
19 октября 1836 года, уже в далёкой Сибири, Кюхельбекер так вспоминал Пушкина:
Чьи резче всех рисуются черты
Под взорами моими? Как перуны
Сибирских гроз, его златые струны
Рокочут. Пушкин! Пушкин! Это ты!
Твой образ — свет мне в море темноты!
В последние дни своей жизни Пушкин получил от Кюхельбекера письмо. В нём — жгучие слова братской признательности и любви. «А вот же Пушкин оказался другом гораздо более деятельным, чем все. Верь, Александр Сергеевич, что умею ценить и чувствовать всё благородство твоего поведения; не хвалю тебя и даже не благодарю, потому что должен был ожидать от тебя всего прекрасного: но клянусь, от всей души радуюсь, что так случилось».
Пушкин считал себя связанным с декабристами всеми узами жизни и смерти — его верность их памяти была постоянным пожизненным долгом.
Вот что писала Михаилу Лунину в Сибирь его сестра о своей встрече с Пушкиным 9 августа 1835 года:
«Я имела счастье слышать, как он говорил о тебе,— всей душой поэта! Он поручил мне горячо напомнить о нём твоей памяти и сказать тебе, что он сохраняет прядь твоих волос, которую он утащил у тёти Катерины Фёдоровны (матери декабриста Никиты Муравьёва, Пушкин постоянно навещал её, бывая в Москве), когда ты велел побрить голову перед отъездом, если не ошибаюсь, в Одессу. Он говорил, между прочим, что Лунин — человек поистине замечательный».
Один из самых стойких борцов, Лунин оказался несгибаемым и в Сибири. Он написал статью «Взгляд на русское тайное общество с 1816 по 1826 год», где заявил, что «можно избавиться от людей, но от их идей — никогда». А знаменитая пушкинская реплика из трагедии «Борис Годунов» — «народ безмолвствует» — была Луниным повторена: «Народ мыслит, несмотря на своё глубокое молчание».
Сестра декабриста, конечно, не ведала, что существуют зашифрованные строфы десятой главы романа «Евгений Онегин», сожжённой поэтом в 1831 году. В них имя её брата включено в панораму «славной хроники» 1812-1825 годов:
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
В одной из тетрадей поэта сохранился остаток вырванной страницы, а у самого корешка — рисунок: портрет Лунина, над его головой — «цареубийственный кинжал». Рисунок относится к 1817—1819 годам. Строки в романе — к 1829—1830 году. Образ дерзкого заговорщика жил в памяти поэта, из нежной памяти к его суровому характеру хранил он и его светлый локон.
Удивительно умели дружить в те далёкие времена!
В 1827 году, когда Пушкин вернулся в Петербург после семилетнего перерыва, первым, кого он увидел, был Антон Дельвиг, самый близкий ему человек, понимающий всё с полуслова.

Антон Дельвиг
Первым их разговором был разговор о казни. Дельвиг, один из немногих, видел казнь. 13 июля 1826 года он стоял на рассвете на мосту через Кронверкскую протоку. На крепостной стене выросли огромные бревенчатые ворота — это была виселица. Пять человек в балахонах, закрывающих лица, со связанными за спиной руками, поднялись на доски страшного помоста. Треск барабанов разорвал тишину начинавшегося рассвета.
...Дельвиг рассказывал тихо. Иногда, задыхаясь, замолкал. Пушкин слушал, опустив голову. Рука то и дело хватала перья, пальцы ломали их тонкие стержни, он не отдавал себе отчёта. Вдруг начал рисовать. Изображал то, о чём говорил друг... Десятки раз впоследствии он повторит это: верёвки через толстую перекладину и фигуры людей, крупно, ещё крупнее... Трое из пятерых во время казни сорвались и приняли смерть во второй раз... Чернила расплывались... Он смазывал набросок, не понимая, что это — слёзы, а не кляксы...
Где их похоронили? Это было тайной. Правительство решило скрыть саму могилу. Но вдова Рылеева знала о ней. Несмотря на строжайший запрет, она побывала там, и чтобы место это не забылись, чтобы не исчез на болотной земле малый холмик общей могилы, она насыпала груду булыжников и закрыла их дёрном с такими скудными северными цветами.
Пушкин предпринял розыски. Ему назвали остров Голодай — северную оконечность Васильевского острова, отделённую от основной его части речкой Смоленкой.
Сохранился стихотворный набросок 1830 года. Странный сюжет — изображение бедного северного пейзажа:
Когда порой воспоминанье
Грызёт мне сердце в тишине,
И отдалённое страданье,
Как тень, опять бежит ко мне...
Стремлюсь привычною мечтою
К студёным Северным волнам.
Меж белоглавой их толпою
Открытый остров вижу там.
Печальный остров — берег дикий
Усеян зимнею брусникой,
Увядшей тундрою покрыт
И хладной пеною подмыт...
Великая поэтесса XX века Анна Андреевна Ахматова первой догадалась, что в этих стихах Пушкин описал остров Голодай.
Как летописец, как документалист, собирал поэт скудные свидетельства о гибели друзей. Ведь он знал их лично. Говорил о Пестеле: это один из самых оригинальных умов, которые я знаю. Сергея Муравьёва-Апостола почитал благороднейшим человеком. С Рылеевым был тесно связан общим литературным делом...
Весной 1828 года, в праздник преполовения, единственный раз в году, когда с крестным ходом жители Петербурга могли попасть в Петропавловскую крепость, Пушкин вместе с князем Вяземским отправился за Неву. Они долго бродили по широкой стене, над «головами заключённых» — искали место казни. В память об этом дне осталась одна удивительная реликвия: пять щепок, побелевших от снегов и дождей, подобрали друзья на валу Кронверка. Пять — по числу казнённых. Вяземский заказал сделать для этих щепок ящичек. Он и сейчас цел — чёрный ящик, с пятью дощечками.
Жена Никиты Муравьёва, Александрина, белокурая и нежная, не боясь пронзительного ветра и густой метели, присаживалась на складной стул у высокого острожного забора в Чите. В день своего приезда она вынула из собольей муфты листок бумаги, трепещущий в её узких пальцах. Отодвинув доску забора, Пущин принял протянутый листок. В камере острога он развернул его, и обжигающее волнение сжало горло:
Мой первый друг! Мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой дом уединенный,
Печальным снегом занесенный
Твой колокольчик огласил...
Он услышал голос Пушкина. Ни с каким другим нельзя его было спутать. Мягкий, нежный, певучий. Это впечатление живого присутствия Пушкина здесь, в каторжной земле, в ином времени и круге жизни,— потрясло Пущина.

Иван Пущин
Пройдёт ещё полжизни. Завершая свои воспоминания о друге, Большой Жанно скажет о самом главном: «Для тех, кто умеет находить Пушкина живым в его творениях, для тех он не умрёт никогда».
Я смотрю на раскрытый учебник литературы, лежащий на столе моего сына.
Учебник раскрыт на стихотворении Пушкина, которое мы, вслед за нашими дедами и отцами, называем «Памятник». Сотни, нет, тысячи раз читала я эти строфы, но только сегодня, рядом с моим черноголовым сорванцом, слыша его голос, произносящий стихи, я вдруг слышу — или это мне чудится? — голос Пушкина:
И милость к падшим призывал...
Снег метёт за окнами большого города. Он похож на те давние снега и метели, сквозь вой и скрип которых звучал, звенел, заливался перед крыльцом михайловского дома пущинский колокольчик, и Пушкин со свечой в руке кричал с крыльца: «Прощай, друг!».
Литература
- Галушко Т. «Нас было много…» / Искорка. — 1987. — № 12.
Малиновская С.А. Декабристы. Исторический очерк с портретами декабристов. — М., Л.: Государственное издательство, 1925.