Наталью Крандиевскую называют «блокадной поэтессой Серебряного века». Блокадными поэтессами считают и Ольгу Берггольц, и Веру Инбер, и Анну Ахматову

У каждой из них был свой путь. Но каждая предпочла остаться в Ленинграде, в великодержавном городе, венчанном «трауром и славой».

Стихи заставляли жить, превозмогать слабость, выходить за грань человеческих возможностей. Поэзия стала для них источником силы духа. Они выжили, хоть и потеряли близких, написали о блокаде, словно выполнили предназначенную им миссию.

Творчество Н. Крандиевской не изучают в школе, хотя печататься она начала раньше Ахматовой и Цветаевой. Она выступала на поэтических вечерах, но была вне течений и групп. После революции 1918 года, оказавшись в числе беженцев в Одессе, с мужем покинула родину. Жизнь в Париже и Берлине была тяжела, и в 1923 году с тремя детьми вернулась в Ленинград. Пережив блокаду, умерла в литературной безвестности 17 сентября 1963 года.

В детстве Наталью звали ласково Тусей, учили музыке, рисованию, живописи. В семью были вхожи известные художники М. Добужинский, А. Бакст. Первая публикация в московском журнале была подписана по-детски Т. Крандиевская. Стихи девушки высоко оценили А. Блок, К. Бальмонт, И. Бунин. Были изданы три книги стихов в 1913, 1919, 1922 годах. После возвращения в Россию пишет книжку для детей «Звериная почта», сочиняет стихи к сказке «Золотой ключик, или Приключения Буратино» А. Толстого.

Вся жизнь Натальи Васильевны сосредотачивается на семье, детях, муже: «Я была его секретарем, советчиком, кри­тиком, часто просто переписчиком. Я вела иностранную коррес­понденцию с издателями, подбирала нужные материалы к «Пет­ру I», правила корректуры, заполняла декларации фининспекто­ру...»

А потом придёт война… Бомбёжки, ночные дежурства, голод, смерть знакомых… Она записала, о чём говорили тогда в очередях и на кухне.  

Рембрандта полумрак

У тлеющей печурки.

Голодных крыс гопак, —

Взлетающие шкурки.

 

Узорец ледяной

На стёклах уцелевших,

И силуэт сквозной

Людей, давно не евших.

 

У печки разговор,

Возвышенный, конечно,

О том, что время — вор,

И всё недолговечно.

 

О том, что неспроста

Разгневали судьбу мы,

Что родина свята,

А все мы — вольнодумы…

 

Она пишет о простом и обыденном, и эта правда факта незабываема:

...Старушонка лезет в очередь,

Охает, крестясь:

«У моей, вот тоже, дочери

Схоронен вчерась.

 

Бог прибрал

И слава Господу,

Легше им и нам.

Я сама-то скоро с ног спаду

С этих со ста грамм.

 

Простые вопросы не дают покоя, что же делать, ведь сил нет. Аргументы жестокие: далеко кладбище, надо дойти до него, довезти покойного, выкопать могилу, зарыть. Но нет сил!

Труден путь, далёк до кладбища,

Как с могилой быть?

Довезти сама смогла б ещё,

Сможет ли зарыть?

 

Как утешение звучит вывод, что кто-нибудь сделает это за неё:

А не сможет — сложат в братскую,

Сложат, как дрова,

В трудовую, ленинградскую,

Закопав едва.

 

Братскую, трудовую, ленинградскую могилу обеспечат сограждане, с которыми поэт живёт бок о бок.

После смерти поэтессы будут изданы две книги «Вечерний свет» (1972) и «Дорога» (1985). В. Катаев в предисловии к одному из сборников назовёт её «забытой поэтессой», исследователи творчества признают, что «и ранняя, и блокадная, и поздняя лирика Крандиевской — утаённая классика русской Евтерпы* XX столетья».

 

Евтерпа* — в греческой мифологии муза лирической поэзии и музыки, одна из девяти муз, дочерей Зевса и титаниды Мнемосины.

 

А. Чернов

Утаённый подвиг Натальи Крандиевской-Толстой

Пушкин говорил, что во дни народных потрясений каждый должен делать своё дело. Пирожник — печь. Сапожник — тачать сапоги. Поэт — писать стихи.

Но наверное, поэту всё же легче, чем другим: хотя стихами не накормишь, не обуешь, зато не надо ни муки, ни дратвы. Обломок карандаша и клочок бумаги,— это можно было найти и в блокадном Ленинграде, в котором Наталья Крандиевская-Толстая оставалась до 1943 года.

Конечно, чтобы стихи получились, кроме бумаги и карандаша нужен ещё и талант. А талант у Натальи Васильевны был. Поэтический и человеческий.

Она могла уехать из осаждённого города, но не уехала, твёрдо решив разделить его судьбу. Дежурила на крышах и тушила зажигательные бомбы, умирала от голода,— но не умерла. И в этом помогли ей стихи. Потому что стихи согревают душу и помогают победить голод. Накормить не могут, а победить могут. Недаром говорят, что литература — это духовная пища.

Наталья Крандиевская-Толстая (1888— 1963) в годы блокады была уже не молодой женщиной. До революции её стихи ценили Бунин и Бальмонт. Но после революции она почти не печатала своих стихов. И когда писала стихотворный дневник блокады, писала она не для печати — для себя и для трёх своих сыновей.

А получилась — одна из самых страшных и прекрасных книг о нашем городе. Там мало лозунгов и призывов — там много правды и боли. Так, как рассказала о блокаде Крандиевская-Толстая, никто из известных поэтов рассказать не смог.

В ноябре 1943 года Самуил Маршак, узнав о блокадных стихах Крандиевской-Толстой, вызвал её в Москву и в московском Доме литераторов устроил её вечер. Тогда Крандиевская-Толстая была принята в Союз писателей и начала готовить книгу. Но вышла книга лишь через долгие десятилетия, когда автора уже не было в живых.

Умерла Н. В. Крандиевская-Толстая в Ленинграде, в городе, названном ею «непобеждённой Пальмирой». И только в наши дни стихи этого прекрасного поэта приходят к читателю.

 

Наталья Крандиевская-Толстая

Из стихов о блокаде

За водой

Привяжи к саням ведёрко,

И поедем за водой.

За мостом крутая горка,—

Осторожней с горки той!

Эту прорубь каждый знает

На канале крепостном.

Впереди народ шагает,

Позади звенит ведром.

Опустить на дно верёвку,

Лечь ничком на голый лёд,—

Видно, дедову сноровку

Не забыл ещё народ!

Как ледышки, рукавички,

Не согнуть их нипочём.

 

Коромысло с непривычки

Плещет воду за плечом.

Кружит вьюга над Невою,

В белых перьях, в серебре...

Двести лет назад с водою

Было так же при Петре.

Но в пути многовековом

Снова жизнь меняет шаг,

И над крепостью Петровой

Плещет в небе новый флаг.

Не фрегаты, а литые

Вмёрзли в берег крейсера,—

И не снилися такие

В мореходных снах Петра.

И не снилось, чтобы в тучах

Шмель над городом кружил

И с гудением могучим

Невский берег сторожил.

Да! Петру была б загадка:

Лязг и грохот, танка ход,

И за танком — ленинградка,

Что с винтовкою идёт.

Ну а мы с тобой ведёрко

По-петровски довезём.

Осторожней! Видишь — горка.

Мы и горку обогнём.

20 декабря 1941

 

* * *

Смерти злой бубенец

Зазвенел у двери.

Неужели конец?

Не хочу. Не верю!

Сложат, пятки вперёд,

К санкам привяжут.

«Всем придёт свой чёрёд»,—

Прохожие скажут.

Не легко проволочь

По льду, по ухабам.

Рыть совсем уж невмочь

От голода слабым.

Отдохни, мой сынок,

Сядь на холмик с лопатой,

Съешь мой смертный паёк,

За два дня вперёд взятый.

Февраль 1942

 

* * *

Обледенелая дорожка

Посередине мостовой.

Свернёшь в сторонку

хоть немножко —

В сугробы ухнешь с головой,

Туда, где в снеговых подушках

Зимует пленником пурги

 

Троллейбус, пёстрый, как игрушка,

Как домик бабушки Яги.

В серебряном обледененье

Его стекло и стенок дуб.

Ничком на кожаном сиденье

Лежит давно замёрзший труп.

А рядом, волоча салазки,

Заехав в этакую даль,

Прохожий косится с опаской

На быта мрачную деталь.

 

Сыну

Ты пишешь письма, ты зовёшь,

Так к жизни сытой просишь в гости.

Ты прав по-своему. Ну что ж!

И я права в своём упорстве.

Мне это время по плечу,—

Не думай, что изнемогаю.

За битвой с песнею лечу

И в ногу с голодом шагаю.

И если надо выбирать

Судьбу — не обольщусь другою.

Утешусь гордою мечтою —

За этот город умирать!

 

* * *

А муза не шагает в ногу —

Как в сказке, своевольной дурочкой

Идёт на похороны с дудочкой,

На свадьбе — пляшет у порога.

Она, на выдумки искусница,

Поёт под грохот артобстрела

О том, что бабочка-капустница

В окно трамвая залетела,

О том, что заросли картошками

На поле Марсовом зенитки

И под дождями и бомбёжками

И те и эти не в убытке.

О том, что в амбразурах Зимнего

Дворца пустого — свиты гнёзда,

И только ласточкам одним в него

Влетать не страшно и не поздно,

И что легендами и травами

Зарос, как брошенная лира,

Мой город. Осиянный славами,

Непобеждённая Пальмира!

 

Литература

  1. Крандиевская-Толстая Н.В. Дорога. Стихотворения. - Москва: Художественная литература, 1985.
  2. Чернов А. Вступительная статья и составление // Крандиевская Н. Грозовый венок. Стихи и поэма. - Санкт-Петербург: Республиканское издательство детской и юношеской литературы «Лицей», 1992.

Яндекс.Метрика